Перед тем, как продать машину, мужчина наполнил бак бензином и провез Хейза пару кварталов, чтобы доказать,
что она на ходу. Мальчишка сидел сзади, сгорбившись на веревочном насесте, и беспрерывно сквернословил.
— С ним чего-то неладно, уж больно много ругается, — сказал мужчина. — Вы на него не обращайте внимания.
На ходу машина истошно рычала. Мужчина нажал на тормоз, чтобы показать, как хорошо он работает, и от резкого толчка мальчишка свалился с насеста прямо на них.
— Черт бы тебя подрал, — взревел мужчина, — прямо на нас прыгнул. Не можешь сидеть смирно?
Мальчишка не ответил, даже не огрызнулся. Хейз обернулся и увидел, что тот сидит в прежней позе,— сгорбясь в черном плаще и надвинутой на глаза черной кожаной кепке. Изменилось лишь одно: с сигареты упал пепел.
Хейз купил машину за сорок долларов и заплатал еще за пять галлонов бензина. Мужчина послал мальчишку в контору за пятигаллонной канистрой. Мальчик вернулся, сквернословя, и приволок желтую канистру, согнувшись в три погибели.
— Давай сюда, я сам справлюсь, — сказал Хейз. Ему не терпелось поскорее отсюда убраться.
Мальчишка выдернул у него из. рук канистру и выпрямился. Канистра была наполовину пуста, но мальчишка долго наклонял ее над баком, делая вид, что переливает пять галлонов. Все это время он повторял:
— Господи Иисусе, Господи Иисусе.
— Почему он не заткнется? — спросил Хейз внезапно. — Что это он все время болтает?
— Понятия не имею, чего с ним такое, — пожал плечами мужчина.
Когда машина была заправлена, мужчина и мальчик стали смотреть, как Хейз пытается ее завести. Ему не хотелось, чтобы на него смотрели, потому что он уже лет пять не садился за руль. Мужчина и мальчик не сказали ни слова, наблюдая, как он пытается тронуться с места. Просто стояли и смотрели.
— Эта машина будет мне домом, — сказал Хейз мужчине. — А то мне жить негде.
— Вы тормоз не отпустили, — заметил мужчина.
Хейз отпустил тормоз, и машина покатилась назад, потому что мужчина поставил задний ход. Хейз с трудом справился с переключателем и, виляя, проехал мимо мужчины и мальчика, провожавших его взглядами. Он ехал вперед,
не думая ни о чем и обливаясь потом. С полмили он ехал мимо депо, потом миновал склады. Когда он попытался убавить скорость, машина вообще остановилась, и ее пришлось заводить снова. Он проехал несколько долгих кварталов серых домов, затем желтых, получше. Заморосил дождь; Хейз включил «дворники», и они гулко застучали, словно пара идиотов, аплодирующих в церкви. Он миновал кварталы белых домов, злобным собачьим оскалом торчавших среди зеленых лужаек. Переехал виадук и выбрался на шоссе.
Тут он прибавил скорость.
По обеим сторонам шоссе тянулись лохмотья заправочных станций, стоянок грузовиков, закусочных. Потом стали появляться рыжие овраги, а за ними — заплатки полей, которые скрепляли 666 телеграфных столбов. Небеса заливали все это водой и в конце концов протекли и в сам автомобиль. Задрав пятачки, на дорогу из оврага полезли свиньи, и Хейзу пришлось изо всех сил надавить на тормоз и ждать, пока последняя свинья не исчезнет, покачиваясь, в овраге на другой стороне. Он снова завел машину и поехал дальше. Ему казалось, что все окружающее — обрывок какой-то забытой им гигантской безликой картины. С проселочной дороги прямо перед ним выехал на шоссе грузовик: в кузове торчали привязанные друг к другу железная кровать, стул и стол, а на самом верху — клеть с пестрыми цыплятами. Грузовик ехал очень медленно, треща на ходу, по самой середине дороги. Хейз надавил на клаксон и нажимал на него, пока не понял, что тот не издает никаких звуков. Клеть была так тесно забита мокрыми пестрыми цыплятами, что их головы, обращенные к Хейзу, торчали между прутьями. Ехал грузовик все так же медленно, и Хейзу пришлось сбавить скорость. Вымокшие поля по обеим сторонам дороги сменились сосновым редколесьем.
Дорога свернула и стала спускаться с холма. Показалась длинная насыпь, поросшая соснами, на противоположной стороне из опорной стены оврага торчал серый валун. Белые буквы на камне восклицали: «БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, БОГОХУЛЬНИК И ПРЕЛЮБОДЕЙ! КОГДА ЖЕ ТЕБЯ ПОГЛОТИТ АД?» Грузовик пошел еще медленнее, словно водитель силился разобрать надпись, и Хейз снова нажал на бездействующий клаксон. Он колотил по нему в исступлении, но тот так и не издал ни звука. Грузовик прибавил скорость и стал взбираться на следующий холм, подбрасывая клетку с угрюмыми цыплятами. Машина Хейза остановилась, и тут он заметил еще два слова под надписью. Буквы помельче гласили: «Иисус спасает».
Он так засмотрелся на эту надпись, что не расслышал гудка. Бензовоз, длинный, точно вагон поезда, остановился сзади. В окошко «эссекса» просунулась красная квадратная рожа. Человек с минуту рассматривал шею и шляпу Хейза, потом похлопал его по плечу.
— Чего, запарковаться решил посреди дороги? — спросил водитель грузовика.
Хейз повернул к нему хрупкое задумчивое лицо:
— Убери руку. Я надпись читаю.
Водитель бензовоза смотрел на него так, словно не расслышал, и руку не убрал.
— Любой прелюбодей раньше был еще кем-то похуже, — произнес Хейз. — Это не грех, богохульство — тоже. Грех был с самого начала.
Лицо водителя не изменилось.
— Иисус — выдумка для черномазых, — сказал Хейз. Водитель бензовоза вцепился обеими руками в окно, словно намереваясь поднять машину.
— Ты уберешь свою колымагу с дороги?!
— Мне не нужно никуда торопиться, потому что я ни во что не верю, — сказал Хейз. Они с водителем с минуту смотрели друг другу в глаза. Взгляд Хейза был рассеянным — ему только что в голову пришел новый план. — А как проехать к зоопарку? — спросил он.
— Это в другую сторону, — сказал водитель. — Ты что, сбежал оттуда?
— Надо повидать мальчишку, что там работает, — сказал Хейз. Он завел мотор и поехал, оставив водителя на прежнем месте — перед надписью на валуне.
Проснувшись утром, Енох Эмери уже знал, что сегодня должен появиться человек, которому он покажет эту штуку. Это подсказала ему кровь. У него была мудрая кровь, такая же, как у отца.
В два часа дня он приветствовал сторожа-сменщика.
— Ты опоздал на пятнадцать минут, — сказал Енох раздраженно. — Но я тебя ждал. Я мог бы уйти, но остался тебя ждать.
Енох носил зеленую униформу с желтым кантом на воротнике и рукавах и желтой полосой на брюках. На сменщике — жующем зубочистку мальчишке с бугристым лицом, словно слепленным из глины,— была такая лее. Ворота, под которыми они стояли — стальные прутья, подпиравшие бетонную арку, — были призваны изображать деревья, в кроне которых пляшущие буквы возвещали: «ГОРОДСКОЙ ЛЕСОПАРК». Сменщик Еноха прислонился к столбу и принялся ковырять во рту зубочисткой.
— Каждый день, — пожаловался Енох, — каждый божий день я теряю добрых пятнадцать минут, пока стою здесь и жду тебя.