— Пошли наверх, — прошептал он.

К широкой черной двери вели десять ступеней. Енох осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Все в порядке, идем, только тихо: главное — не разбудить сторожа, старик меня не очень-то любит.

Они вошли в темный вестибюль. Сильно пахло линолеумом, креозотом и еще чем-то непонятным. Этот третий запах был подспудным, и Енох никак не мог его определить. В вестибюле ничего не было, если не считать двух урн, а у стены на стуле спал старик. Он был в той же форме, что и Енох, и походил на высохшего паука. Енох бросил, взгляд на Хейзела Моутса: почувствовал ли тот странный запах? Судя по всему, да. Кровь Еноха снова забилась, подталкивая его вперед. Он взял Хейза за руку, на цыпочках прошел к другой черной двери в конце зала, приоткрыл ее и заглянул. Потом поманил Хейза пальцем. Они оказались в зале, похожем на первый, только в форме креста.

— Вон в ту дверь, — произнес Енох едва слышно.

Они вошли в темное помещение, полное стеклянных ящиков. Ящики висели по всем стенам, а посередине на полу стояли три больших, похожих на гробы. Те, что висели на стенах, были заполнены приделанными к лакированным палочкам птицами, с любопытством глядевшими вниз застывшими глазами.

— Идем,— шепнул Енох.

Он обошел две стеклянные витрины и остановился у дальнего конца третьей. Остановился, вытянув шею и сцепив руки; Хейзел Моутс подошел и встал рядом.

Так они и стояли — напряженный Енох и, слегка наклонившись, Хейз. Под стеклом лежали три кубка, несколько тупых ножей и человек. На человека-то и смотрел Енох. Человек был ростом фута три. Голый, высохший и желтый, с глазами, зажмуренными так, словно сверху на него падал огромный железный брусок.

— Видишь надпись? — спросил Енох церковным шепотом, указывая на машинописную табличку, лежащую у ног мужчины.— Тут сказано, что раньше он был такого же роста, как мы с тобой. Какие-то арабы сделали это с ним за шесть месяцев. — Он осторожно посмотрел на Хейзела Моутса.

Ясно было только, что Хейз смотрит на высохшего человека. Он так наклонился над витриной, что его лицо отразилось в стекле. Отражение было бледным, глаза казались двумя пулевыми отверстиями. Енох постоял немного, выжидая. Послышались шаги. О Иисусе, Иисусе, молил Енох, пусть он поторопится и сделает все, что нужно. В зал вошла женщина с двумя мальчиками. Она держала их за руки и ухмылялась. Хейзел Моутс не отрывал взгляд от высохшего человека. Женщина шла к ним. Она приблизилась к ящику с другой стороны, заглянула в него, и ее ухмыляющееся отражение наползло в стекле на лицо Хейзела Моутса.

Женщина прыснула и прижала ко рту два пальца. Рожицы мальчишек появились с двух сторон, словно две сковородки, отражающие ее ухмылку. Заметив ее лицо на стекле, Хейз отшатнулся и издал какой-то звук. Этот звук мог исходить и от человека, лежащего в ящике, — через секунду Енох понял, что так оно и есть.

— Стой! — крикнул он и бросился вслед за Хейзел ом Моутсом.

Он догнал его только на полпути к вершине холма. Дернул за руку, развернул и остановился, внезапно ощутив, как по телу растекается непривычная слабость, точно он превратился в воздушный шар. Хейзел Моутс встряхнул его, схватив за плечи.

— Адрес, дай мне их адрес, — завопил он.

Даже если бы Енох точно знал адрес, он все равно сейчас бы его не вспомнил. Он даже не в состоянии был держаться на ногах. Как только Хейз отпустил его, Енох упал на землю прямо под дерево в белом «носке». Перевернулся на спину и отрешенно застыл: ему казалось, что его уносит течение. Он еще видел, как где-то далеко-далеко голубая фигура прыгнула, схватила камень и размахнулась; злобное лицо повернулось, камень полетел; Енох крепко зажмурил глаза, и камень треснул его в лоб.

Когда Енох очнулся, Хейзела Моутса уже не было. С минуту он лежал неподвижно. Потом дотронулся до лба и поднес руку к глазам. С пальцев стекало что-то красное. Он повернул голову, заметил каплю крови на земле и, глядя на нее, подумал, что кровь течет, как маленький родник. Он приподнялся, дрожа, прижал палец к ране и почувствовал слабые толчки своей крови, тайной крови, бьющейся в самом центре города.

И тогда он понял, что предначертанное только начинает сбываться.

ГЛАВА 6

Весь вечер Хейз ездил по городу и наконец увидел слепого с девочкой. Они стояли на перекрестке, ожидая зеленого сигнала. Квартала четыре он ехал за ними по центральной улице, потом свернул в переулок. Они дошли до мрачного района за железнодорожным депо и поднялись на крыльцо двухэтажного дома, похожего на ящик. Когда открылась дверь, на слепого упал луч света, и Хейз чуть не свернул себе шею, чтоб получше его рассмотреть. Девочка медленно, словно на шарнирах, повернула голову и окинула взглядом его машину. Хейз с такой силой прижался к стеклу, что его расплющенное лицо казалось вырезанным из бумаги. Он запомнил номер дома и табличку «сдаются комнаты».

Потом он вернулся в центр и запарковал «эссекс» перед кинотеатром, где собирался ловить людей, выходящих после сеанса. Электрические рекламы горели так ярко, что луна и тянувшаяся за ней скромная вереница облаков казались бледными и жалкими. Хейз вылез из «эссекса» и взобрался на капот.

Тощий человечек, с выпяченной верхней губой покупал в стеклянной кассе билеты трем дородным женщинам, выстроившимся за его спиной.

— Хочу еще купить девочкам чего-нибудь подкрепиться, — говорил он кассирше, — не могу ж я позволить, чтобы они голодали у меня на глазах.

— Ну что за нахал! — рассмеялась одна из женщин. — Я от него со смеху помру!

Три мальчика в одинаковых красных шерстяных куртках вышли из фойе. Хейз простер к ним руки.

— Видели ли вы ту кровь, которая вас якобы искупила? — вскричал Хейз.

Женщины разом обернулись и уставились на него.

— Умник,— произнес человечек, перекосившись так, словно почувствовал в словах Хейза оскорбление.

Мальчики пошли дальше, толкая друг друга плечами. Хейз немного подождал, а затем вскричал снова:

— Видели ли вы ту кровь, которая вас якобы искупила?

— Вдохновитель черни, — сказал человечек. — Терпеть не могу этих народных вождей.

— К какой церкви ты принадлежишь? Ты, вот ты? — спросил Хейз, указывая на самого высокого мальчика в красной куртке.

Тот хихикнул.

— А ты, — столь же бесстрастно обратился Хейз к другому, — ты к какой церкви принадлежишь?

— К церкви Христа, — ответил мальчик фальцетом, чтобы скрыть правду.

— К церкви Христа? — повторил Хейз. — Что ж, я проповедую Церковь Без Христа. Я прихожанин и проповедник церкви, где слепые не видят, хромые не ходят, а мертвые лежат, где им положено. Если вы спросите меня, что это за церковь, я отвечу, что это церковь, где кровь Иисуса не послужит вам искуплением.

— Это же проповедник, — сказала одна из женщин. — Идем отсюда.