А ведь у капитана, возможно, и в мыслях не было смущать Тимею, когда он посоветовал ей взять сахар пальцами. Искренне желая помочь ей; это даже красиво, если сахар возьму такие чистые детские руки.
Однако девочке запали в память эти слова, и она не раз украдкой принималась разглядывать свои руки: действительно ли белы они и красивы.
Атали с трудом сдерживала смех. Затея очень забавляла ее, и она решила продолжить розыгрыш.
-Тимея, угости господина капитана сахарным печеньем.
Девочка взяла с серебряной подставки хрустальное блюдо и протянула его господину Качуке.
- Выбери для него что-нибудь сама.
Тимея по случайности выбрала печенье в виде сердечка. Откуда было знать невинному созданию, как эту форму называют. И что значит в действительности сердце - ей тоже было неведомо.
- Пожалуй, этого мне будет много, -пошутил капитан. - Не желаете ли, барышня Тимея, разделить со мною пополам?
С этими словами он разломил сахарное сердечко и половинку вернул Тимее.
Девочка оставила печенье на тарелочке, она не съела бы его ни за какие блага мира. Она ревностно стерегла его взглядом и, не дожидаясь, пока госпожа Зофия или служанка поменяют тарелки, поспешила сама собрать со стола посуду и исчезнуть вместе с ней из комнаты. Эту половину сердечка наверняка потом у нее обнаружат. Вот уж будет смеху-потехи!
Нет ничего легче, нежели заморочить голову пятнадцатилетней девочке! Она пока еще всему верит и готова поверить первому встречному, кто скажет: "Какие у вас прелестные белые ручки!".
А господин Качука принадлежал к тому типу людей, кто не упустит случая, оказавшись в обществе красивой девушки, сделать ей комплимент. Ведь он даже за пожилыми дамами норовит приволокнуться. Впрочем, это флирт безобидный. Но он не в состоянии удержаться, чтобы даже служанке, со свечой провожающей его к выходу, не сказать что-нибудь волнительное. Для него вопрос чести заставить каждое девичье сердце учащенно биться при виде его синего мундира. Правда, Атали может быть уверена, что она - господствующая планета. Однако же заняться Тимеей - тоже не пустая трата сил. Конечно, она пока еще ребенок. Но в недалеком будущем обещает стать красавицей. Кроме того, она сирота, к тому же турчанка, даже некрещеная, и девица с причудами, - вот вам еще три причины говорить ей красивые слова без всяких угрызений совести.
Господин Качука пользовался каждой возможностью. И доставлял своей нареченной несказанное удовольствие.
Как-то раз, готовясь ко сну, Атали сказал Тимее:
- Господин капитан просил тебя в жены. Пойдешь за него?
Девочка испуганно взглянула на Атали, бросилась к своей постели и укрылась с головой одеялом.
Атали долго наслаждалась, видя, что Тимея не может уснуть от ее слов, беспокойно ворочается в постели и вздыхает.
Девичья шутка удалась.
На следующий день Тимея стала сверх обыкновения серьезна и неразговорчива, детской игривости в ее манерах как не бывало; на лице ее отражалась задумчивая меланхоличность. Тайное средство оказало свое воздействие.
Атали посвятил в розыгрыш всех домашних. Отныне с Тимеей обращались как с будущей невестой, нареченной господина Качуки. Слуги, госпожа Зофия - все подыгрывали ей.
Но не спешите осудить их, то была не безбожная шутка. Напротив: шутка совершенно в христианском духе.
Однажды Атали сказал Тимее:
-Смотри, капитан прислал тебе обручальное кольцо. Но пока ты некрещеная, тебе его нельзя носить. Сперва надо перейти в христианскую веру. Хочешь, чтобы тебя окрестили?
Тимея, прижав руки к груди, склонила голову.
- Значит, сперва тебя окрестят. Да, но ведь для этого необходимо прежде вникнуть в суть нашей веры, изучить катехизис и библейские сказания, псалмы и молитвы. Придется ходить к священнику и кантору, они тебя этому научат. Согласна?
Тимея лишь молча кивнула.
И с той поры изо дня в день ходила к священнику и кантору, сжимая под мышкой молитвенник и обиход - точь-в-точь маленькая школьница. А поздно вечером, когда все в доме уже ложились спать, она выбиралась в пустую прихожую и до глубокой ночи учила вслух восхваляющие Господа и облагораживающие душу притчи о казнях египетских, о Самсоне и Далиле, об Иосифе и жене Потифара. Учение давалось ей с трудом, ведь она не была к тому приучена. Затверживать абстрактные, непонятные тезисы катехизиса стоило ей огромных усилий. Но чего бы она не сделала, лишь бы стать крещеной!
- Вот видите! - заявила Атали как-то раз, когда в доме был и Тимар. - Кабы не наша шутка, никогда не удалось бы ее обратить в нашу веру, чтобы выучила закон божий да пожелала быть крещеной. А теперь сама изо всех сил усердствует, чтобы как можно скорей подготовиться.
Стало быть, вскружить невинной девочке голову, внушив ей, что она невеста, - акт милосердия.
Тимар видел, какую жестокую игру ведут с бедняжкой, но не мог сказать ей об этом. Да и что тут можно сказать? Она бы и не поняла. А тем, что он бывал в доме, Тимар только усугубил веру Тимеи в вымысел. Ведь девочка слышала от всех и каждого - даже серьезный и старый господин Атанас намекал иногда, - что этот богач господин Леветинцский ходит к ним из-за Атали. Тимея находила это вполне естественным. Богатый господин и невесту себе ищет богатую, Тимар и Атали под стать друг другу. А бедному венгерскому офицеру как нельзя лучше подходит столь же бедная дочь турецкого солдата. Для Тимеи это было само собой разумеющимся.
Вот она и училась новой религии днем и ночью.
Катехизис, Псалтырь, Библия были уже почти пройдены, тогда окружающие придумали для себя очередную забаву. Тимее сказали, что уже назначен день свадьбы, но до тех под надобно подготовить очень многое из одежды. Отделка, украшение нарядов и уймы белья отнимет немало дней, не говоря уж о свадебном платье, в котором она пойдет под венец. Его положено вышивать самой невесте. Тимее это было понятно: в Турции такой же обычай. А Тимея прекрасно умела вышивать шелком, серебром и золотом. Этому ее дома, в гареме, обучили лучше всего.
Затем ей дали свадебное платье Атали: пусть, мол, изукрасит его искусной вышивкой, какой она обучалась дома, - и сказали, что это ее собственный подвенечный наряд. Тимея сплошь разрисовала шлейф и подол платья арабесками дивной красоты и принялась расшивать. Под ее умелыми пальцами рождалось подлинное произведение искусства. Она трудилась с раннего утра до позднего вечера; даже когда в дом являлись визитеры, она не откладывала работу, а беседовала с ними, не отрываясь от вышивания. Да оно и к лучшему, что глаза ее всегда были опущены к работе: она не видела чужих взглядов. И потому не замечала, что за спиной над нею насмехаются. Женщины перемигивались между собой и с визитерами: эта, мол, вышивает не разгибаясь, потому как думает, что себе свадебный наряд готовит. Вот дурочка!
Тимар все это видел.
О, сколько раз уходил он из этого дома с такой горечью в сердце, что, когда обхватывал руками две мраморные колонны у подножия лестницы, ему вспоминался Самсон, порушивший храм филистимлян!