Стараясь держаться как можно ближе к изгороди, он прокрался на улицу по темной влажной траве. Ночь была душной и очень тихой. В окне соседского дома загорелся свет и высветил шляпу над дальним концом изгороди. Шляпа слегка повернулась, и под ней Рейбер увидел острый профиль, выдающуюся вперед челюсть, такую же, как у него самого. Мальчик замер. Судя по всему, он пытался сориентироваться и решить, в какую сторону ему идти.
Он оглядывался снова и снова. Рейберу была видна только шляпа, несгибаемо, как старый солдат на посту, утвердившаяся у мальчика на голове. Даже в тусклом свете соседского окна вид у нее был вызывающий. Дерзость впиталась в нее столь же прочно, как и в ее владельца, будто за долгие годы общения с ним она планомерно видоизменялась, чтобы в конце концов полностью принять форму его характера. Это будет первое, от чего нужно будет избавиться, подумал Рейбер. И тут шляпа нырнула во тьму и пропала.
Рейбер проскользнул сквозь кусты и пошел следом, совершенно бесшумно, потому что был босой. Свет кончился, кончились и тени. Мальчик был на четверть квартала впереди, Рейбер едва угадывал его в кромешной тьме, и только иногда упавший из какого-нибудь окна свет на мгновение выхватывал его фигурку. Рейбер не знал, что у мальчика на уме, действительно ли тот собрался сбежать или всего лишь прогуляться в одиночестве; посему он решил не окликать и не останавливать его, а просто походить за ним, не привлекая к себе его внимания, и посмотреть, что будет дальше. Он отключил слуховой аппарат и, как во сне, шел за неясной фигурой. Ночью мальчик передвигался еще быстрее, чем днем, и Рейберу постоянно казалось, что он вот-вот исчезнет из виду.
Рейбер слышал, как быстро стучит его сердце. Он вынул из кармана платок и вытер лоб и шею под воротником пижамы. В темноте он наступил на что-то липкое и, чертыхаясь про себя, второпях перешел на другую сторону улицы. Таруотер шел к центру города. Рейбер подумал: чем-то он все-таки заинтересовался и теперь возвращается, чтобы взглянуть еще раз, попристальней. Так что, может статься, нынче ночью он выяснит то, чего не смогли выявить тесты — из-за ослиного мальчикова упрямства. Он почувствовал, как в нем всплеснуло мстительное — и радостное — чувство, и отметил про себя сей факт.
Кусок неба на мгновение посветлел, и стали видны очертания крыш. Таруотер вдруг резко свернул направо. Рейбер выругал себя за то, что не задержался на полминуты и не надел ботинки. Это был квартал обшарпанных ветхих доходных домов: от тротуара в обе стороны шли дорожки, и каждая упиралась в веранду. Кое-где на верандах сидели и глазели на улицу припозднившиеся жильцы. Он почувствовал, что на него смотрят, и опять включил свой слуховой аппарат. Женщина на одной из веранд встала и перевесилась через перила. Уперев руки в боки, она стояла и смотрела на него: на его босые ноги, на полосатую пижаму, торчащую из-под куртки. Он почувствовал внезапный прилив раздражения и тоже посмотрел на нее — пристально и вызывающе. Мнение о нем она себе уже составила, и это было видно по насмешливому наклону головы. Он застегнул куртку и быстрым шагом пошел дальше.
На следующем перекрестке мальчик остановился. В свете фонаря от него наискосок падала тонкая тень. Ее венчала тень от шляпы, которая поворачивалась то вправо, то влево. Казалось, мальчик раздумывал, в какую сторону идти. Рейбер вдруг почувствовал тяжесть собственного тела. Он и не знал, что устал настолько сильно, и понял это, только когда сбавил шаг.
Таруотер повернул налево, и Рейбер, чертыхаясь, снова тронулся с места. Они прошли по грязной торговой улочке. За следующим перекрестком на Рейбера сбоку выставился дешевый ярко размалеванный кинотеатр. У входа стояла стайка мальчишек, совсем мелких.
— Ботинки забыл, — пропищал один из них. — Рубашку забыл!
Рейбер побежал, подпрыгивая и прихрамывая одновременно.
Дразнилка неслась за ним по кварталу:
— Яники-бяники, потерял подштанники, дадим ему на пряники!
Рейбер не спускал злобного взгляда с Таруотера, который как раз свернул направо. Добежав до перекрестка и повернув, он увидел, что мальчик стоит в середине квартала и смотрит на витрину магазина. В нескольких ярдах от учителя был узкий проход с лестницей, уходившей куда-то вверх, в темноту, и он не задумываясь шмыгнул в эту темную щель.
Свет витрины придавал лицу Таруотера какое-то странное выражение. Некоторое время Рейбер с любопытством смотрел на него. Лицо у мальчика было как у голодающего, который смотрит на лежащий перед ним кусок мяса, но не может до него дотянуться. Наконец-то ему хоть чего-то захотелось, подумал учитель и решил, что завтра утром он непременно вернется и купит это. Таруотер протянул руку, дотронулся до стекла и медленно отвел ее обратно. Он стоял возле витрины с таким видом, словно не мог оторвать глаз от чего-то желанного и очень важного. «Наверное, это зоомагазин, — подумал Рейбер. — Может, он хочет собаку. Наверняка все дело в собаке». И тут вдруг мальчик резко оторвался от витрины и зашагал дальше.
Рейбер вылез из своего убежища и подошел к витрине, возле которой только что стоял мальчик. Разочарование было оглушительным. Магазин оказался всего лишь булочной. На витрине не было ничего, кроме завалившейся в угол буханки, которую, скорее всего, просто не заметили, когда убирали хлеб на ночь. Пару секунд он ошарашенно таращился на пустую витрину, а потом снова пустился вслед за мальчиком. «Опять ложная тревога, — с отвращением подумал он. — Надо было ужинать, когда тебе предлагали, не сосало бы сейчас под ложечкой». Проходившие мимо мужчина и женщина с интересом посмотрели на его босые ноги. Он уставился на них в ответ, потом глянул в сторону и увидел свое бледное раздерганное отражение в витрине обувного магазина. Мальчик как-то вдруг пропал в соседнем переулке. «Боже правый, — подумал Рейбер, — да когда же все это кончится?»
Рейбер свернул в незаасфальтированный переулок, такой темный, что Таруотера вообще не было видно. Он остро чувствовал, что в любую минуту может порезать себе ноги о разбитое стекло. Потом из темноты на него выплыл мусорный ящик. Раздался грохот, как будто рассыпался на куски жестяной дом, и Рейбер обнаружил, что сидит на земле, а руки и ноги у него увязли в чем-то мерзопакостном. Он выбрался, как мог, и заковылял дальше, слушая собственные ругательства как чей-то чужой голос, пропущенный сквозь слуховой аппарат. Добравшись до конца переулка, он увидел тоненькую фигурку уже в середине следующего квартала и, поддавшись внезапному приступу злости, сорвался на бег.
Мальчик свернул в очередной проулок. Рейбер упрямо трусил следом. В конце второго переулка мальчик повернул налево. Когда Рейбер добежал до перекрестка, мальчик как вкопанный стоял в середине следующего квартала. Воровато оглянувшись, он шагнул в сторону и исчез, судя по всему, в том доме, перед которым стоял. Рейбер кинулся за ним. Как только он поравнялся с нужным домом, в барабанные перепонки ему ударило заунывное пение. Из темноты на него смотрели, как глаза библейского чудища, два окна, подсвеченных синим и желтым светом. Он остановился перед вывеской и прочел слова, казавшиеся ему дурной шуткой: «НЕ ПРИНЯВ ВТОРОГО РОЖДЕНИЯ…»