— Ну как? — спросил Исао.
— Лейтенант сказал, что сегодня вернется на квартиру около трех. В это время там тихо и можно спокойно поговорить, поэтому он сказал, чтобы мы приходили ужинать, — ответил Идзуцу.
Исао без колебаний объявил:
— Так, сегодня пропускаю тренировку по кэндо.
— Старший тренер не разорется?
— Пусть. Исключить меня побоится.
— Да, ты определенно сила, — высказался щупленький в очках Сагара.
И они вместе двинулись на следующее занятие. Иностранным языком у всех троих был немецкий, поэтому шли они в одну аудиторию.
И Идзуцу, и Сагара признавали лидерство Исао. Это он дал им прочесть «Историю „Союза возмездия"», она захватила обоих; сегодня книга вернулась из Осаки, и Исао собирался дать прочесть ее следующему — лейтенанту Хори, с которым они сегодня встретятся. Вряд ли лейтенант проявит такое же малодушие, как судья Хонда.
«Полный портрет» — вспомнил Исао строчки из недавнего письма и усмехнулся. «Он, наверное, не дотрагивается до щипцов, думает, что они горячие, а прикасается только к жаровне. Они так непохожи. Щипцы — из металла, а жаровня — фарфоровая. Он чист, но принадлежит партии фарфора».
Идея чистоты исходила от Исао, он вложил ее в головы и души своих товарищей. Исао же придумал девиз «Учиться чистоте у „Союза возмездия”!».
Чистота была связана с такими понятиями, как цветок, вкус мяты, так помогающей при боли в горле, нежность материнской груди, за которую хватается малыш, кровь, меч, сокрушающий несправедливость, капли крови, которые разлетаются вместе с ударом, наискось разрубающим тело до пояса, или славная смерть — харакири. Когда говорят «осыпаться цветами», окровавленные мертвые тела разом превращаются в прелестные цветы сакуры. Чистота была в превращении чего-то в прямо противоположное по собственному желанию. Поэтому чистота была поэзией.
Исао хорошо понимал, что значит «умереть чистой смертью», но ему было трудно решить, что могло бы означать «чисто смеяться». Как он ни контролировал свои чувства, он временами смеялся по пустякам. Смеялся, глядя, как у дороги щенок забавляется притащенным гэта [37] или туфлей с отталкивающе высоким каблуком. Исао не хотел, чтобы люди видели его смех.
— Ты знаешь, где эта квартира?
— Да, я доведу.
— А что он за человек, этот лейтенант?
— Надеюсь, что уж он точно «позволит нам умереть», — сказал Исао.
Три товарища в фуражках с белой полосой сошли на Роппонги с трамвая и от третьего квартала Касуми пошли к воротам полка, расположившегося в Адзабу, добрались до спуска с холма и, когда Идзуцу сказал: «Здесь», остановились, глядя на вытянувшееся внизу здание.
Оно было старым, двухэтажным, довольно хорошо сохранившимся после землетрясений. Двор казался большим, но окружавший его забор тянулся точно до входа, ворот не было. Шесть стеклянных дверей, выходивших на галерею второго этажа, криво отражали темное, дождливое небо.
Исао испытал странное ощущение, когда сверху бросил взгляд на этот дом, мокнувший под дождем в безлюдном квартале. Ему показалось, что он уже видел этот дом. Прелесть окутанного дождем здания — словно под дождем мок старый огромный буфет, двор, казавшийся мусорной корзиной для зелени — так много ее было: ветки можно было обрывать сколько угодно, они все равно во все стороны вылезали из-за ограды; Исао чувствовал, что этот мрачный дом связан в его памяти с чем-то очень сладким, будто где-то внутри забил источник с темным медом. Он определенно уже однажды был здесь: тайна этого глубокого впечатления оставалась загадкой. Может быть, впечатление опиралось на реальные воспоминания — ребенком он мог бывать в этих местах с родителями или видел этот дом на какой-то фотографии. Так или иначе, но чудилось: облик этого дома хранится в глубинах затянутой туманом души, напоминая миниатюрный садик в ящике.
Исао разом отогнал тень воспоминаний, словно навеянных пасмурным дождливым небом. И впереди товарищей, почти бегом, спустился с холма, по которому текли потоки мутной воды.
Они остановились у входа. Дерево таблички с надписью «Китадзаки», прикрепленной в верхней части решетчатой двери, пропиталось водой, видны были только части написанных тушью знаков. Дождь попадал даже на полусгнивший порог прихожей.
С лейтенантом пехоты Хори, к которому они сегодня пришли, Идзуцу познакомился через своего двоюродного брата, учившегося в офицерской школе, когда Ито сказал, что приведет двух друзей, в частности, сына главы школы Сэйкэн, Хори доброжелательно ответил, что будет ждать.
Исао мнилось, что он один из пылких юных бойцов «Союза возмездия», даже встречался с Харукатой Каем, и у него учащенно билось сердце. Однако время было другое. Он хорошо сознавал, что сейчас не Мэйдзи, когда воины бились с правительственной армией мечами, когда противник к все фигуры были видны ясно, как на шахматной доске. Знал, что теперь благородный дух скрывается в армии: там скорбят и негодуют по поводу того, что военная клика, связанная с высшими сановниками, строит армию по типу «Армии правительства Мэйдзи».
То, что в этом скромном домишке живет обладатель благородного духа, казалось столь же неожиданным, как свежие красные плоды на кустарнике, растущем под темным покровом сырого леса.
Сейчас Исао растерял все свое хладнокровие, которое так невозмутимо сохранял перед турниром кэндоистов. «Может быть, человек, с которым мне предстоит встретиться, увлечет меня по ту сторону неба»…До сих пор как-то выходило, что мечты и надежды, которые он связывал с другими людьми, оказывались обманутыми.
Появившийся на шум старик напугал юношей. Фигура, возникшая в полумраке прихожей, принадлежала человеку высокого роста, но с возрастом спина его согнулась, и голова с белыми волосами, и впавшие глаза, и то, как он встретил гостей, словно свалившись с потолка, — все это походило на встречу далеко в горах с отшельником, который сложил раскинутые крылья своей порванной одежды.
— Господин Хори ждет вас. Пожалуйте сюда, — и старик, прижав ладони к коленям, походкой, словно он приводил ноги в движение руками, повел их по темному, сырому коридору. По типу постройки это был обычный дом, но казалось, что стены пропитал запах кожаных сапог, а звуки далекой полковой трубы утром и вечером проникают даже сквозь внутренние перегородки из толстой бумаги. Остальные постояльцы еще не вернулись, в доме стояла глубокая тишина. Старик, задыхаясь, начал было подниматься по скрипучей лестнице, но по дороге, желая передохнуть, позвал:
— Господин Хори, к вам гости.
— А-а, — отозвался молодой, уверенный голос.
Лейтенант Хори жил в небольшой скромной комнате, отделенной от соседнего помещения стеной. В типичном для холостяка — военного — жилище не было никакой обстановки, кроме стола и книжного шкафа. Ничем не примечательный смуглый молодой человек — он уже переоделся в простое кимоно из синей дешевой ткани, черный шелковый пояс оби был просто обернут вокруг талии. Военная форма была аккуратно подвешена на плечиках к потолочной балке, красная и желтая цифры 3 на воротнике были в этой комнате единственным бросавшимся в глаза цветовым пятном.