Детективы снова переглянулись, а затем внимательно посмотрели на Кейт.
— А что случилось прошлой ночью? — спросила Кимбалл.
— Налетай, Мэг. — Телефон Дерека начал трезвонить, едва он успел поставить миску с собачьей едой на пол. — Ешь. — Митчелл посмотрел на номер и поднес трубку к уху:
— Привет, Додж.
— Время для звонка подходящее?
Не то чтобы Додж боялся отвлечь своего босса от важных дел. Если у него было что сообщить, он не ждал подходящей минуты.
— Я только что приехал. Кормлю Мэгги. Какие новости? — Дерек достал из холодильника бутылку пива, открыл ее и отхлебнул.
— Да слышал кое-что интересное в полицейском управлении…
— Сэнфорд и Кимбалл нашли Билли Дьюка.
— Нет, но, возможно, у них появилась зацепка.
— Я весь внимание.
— Похоже, между этим таинственным человеком и Джули Рутледж есть связь.
Дерек аккуратно поставил бутылку на кухонный стол.
— Повтори.
— Ты не ослышался. У нее в галерее есть помощница… Молоденькая такая.
Дерек представил себе Кейт Филдс.
— Она встречалась с Сэнфордом и Кимбалл. Без ведома Джули Рутледж.
Возможно, методы, с помощью которых Додж добывал информацию, и были сомнительными, но сама информация таковой не являлась. Она всегда была надежной на сто процентов. Дереку Митчеллу стало нехорошо.
Додж тем временем продолжал рассказывать:
— Она рыдала на груди детективов — одного и второй, стыдилась, что приходится закладывать босса. Конфликт лояльности, так сказать. Женщина, которую она идеализирует, и совесть плюс гражданский долг для полноты палитры. Им практически пришлось вытаскивать из нее информацию. — Хэнли помолчал. — Ты еще слушаешь?
— Да, я… Мэгги просится гулять, мне нужно открыть ей дверь. Продолжай.
— Ну, эту девушку терзало, что она узнала на фотографии Билли Дьюка. Несколько недель назад, до убийства Уиллера, этот парень приходил в ту самую галерею, которой владеет мисс Рутледж. Ее не было, но он называл хозяйку по имени, и теперь барышня говорит, будто ей показалось, что он знаком с Джули. Хорошо знаком. Зачем приходил, Дьюк не сказал, пообещал связаться с Джули Рутледж позднее, и ушел.
Дерек нетерпеливо дернул узел на галстуке. По шее тек пот.
— Это мог быть клиент.
— Девушка так не думает. Кроме того, это было бы очень странное совпадение, ты не находишь?
Да, правильно. Дерек иногда и сам пытался объяснить присяжным, что столь удивительные совпадения вовсе не редкость, но они вечно в этом сомневались.
— Как Сэнфорд и Кимбалл отреагировали на эту новость?
— Они были предельно ласковы с девушкой, хвалили ее за правильный поступок, все в таком роде. Но не сомневайся, детективы в это вцепились и теперь разглядывают подружку Уиллера через очень мощную лупу. Да, еще одно.
Господи. Еще что-то?
— Мелочь, но ты должен знать. Девушка сказала Сэнфорду и Кимбалл, что прошлой ночью в доме мисс Рутледж не было света и после этого та немного не в себе.
— Что она имела в виду, сказав «не в себе»?
— То, что Джули вела себя необычно. Осталась утром дома. Кейт позвонила ей по каким-то делам в галерее. Ответила приходящая прислуга. Спросила, не может ли дело подождать. Сказала, что Джули затеяла в доме генеральную уборку, выбрасывает все вещи подряд, даже кухонные полотенца, а они были какие-то там необыкновенные, из Франции… Их купил ей Пол Уиллер. Понимаешь, если полотенца его подарок, было бы логично думать, что она захочет сберечь их, разве не так? Кейт тоже удивилась. Она сказала детективам, что, возможно, Джули целиком захватила тоска или это запоздалая реакция на то, что Уиллера шлепнули, что-то в этом духе, но главный вывод такой: в последние дни Джули сама не своя. — Это была очень длинная речь для Доджа. Он помолчал, чтобы отдышаться. — Ты что по этому поводу думаешь?
Теперь пот тек и под рубашкой.
— Что я думаю, неважно. Я больше этим делом не занимаюсь. Сегодня сказал Уиллеру, чтобы искал себе другого адвоката.
— Шутишь?
— Нет.
— С чего бы это?
— Если никому из них не предъявят обвинения, а оснований для этого нет, им вообще не нужен будет юрист.
— А если кому-то из них или всем разом все-таки предъявят обвинение?
— У нашей фирмы нет времени для дела такого масштаба. Расписание очень плотное.
— Угу, — в голосе Доджа слышалось явное сожаление. — А дельце между тем неплохое. Столько бабок! И самые пикантные подробности наверняка еще впереди. Немного обидно, что на все это придется смотреть со стороны…
— Ну да. При этом, хотя мы и вне дела, я бы хотел, чтобы ты сообщал мне все, что услышишь о Билли Дьюке и его отношениях с Джули Рутледж. Держи меня в курсе.
— Понял. — После многозначительной паузы Додж спросил: — Не хочешь сказать мне, зачем?
Дерек заставил себя рассмеяться:
— Ты же сам сказал, самые пикантные подробности еще впереди.
Хэнли хмыкнул и отключился.
Митчелл машинально потянулся за бутылкой, но понял, что пива ему уже не хочется, и вылил его в раковину. Он уставился на стену и так глубоко задумался, что Мэгги пришлось чуть ли не бодать двери, прежде чем хозяин сообразил, что она на улице и хочет войти в дом.
— Прости, девочка, — Дерек наклонился и почесал ее за ухом. — Отговори меня от того, что я собираюсь сделать, Мэгги. Пожалуйста! Я тебя умоляю…
Пыхтя от удовольствия, собака плюхнулась на пол.
— Не хочешь? Ну ладно, — он взял телефон и набрал номер.
— Алло?
— Это я.
Джули несколько секунд молчала, потом тихо сказала:
— Слушаю.
— Можешь со мной встретиться?
— Сейчас?
— В Атенсе. На Клейтон-стрит, сразу после пересечения с Джексон-стрит, есть итальянский ресторан.
— Где…
— Рядом со студенческим городком. Ты найдешь.
— До Атенса час езды.
— В это время суток полтора.
Митчелл отключился, прежде чем она успела отказаться.
В ресторане стоял густой аромат чеснока и других специй, пахло пивом и свежеиспеченным хлебом. Человек с очень тонким обонянием мог бы уловить фруктовый букет недорогого вина. В зале было полно студентов, из-за чего, по сути, Митчелл и выбрал это заведение. Здесь их вряд ли кто-нибудь мог узнать.
Дерек уже не представлял Уиллеров, так что формально его свидание с Джули нельзя было назвать неэтичным, но по ему самому неясным причинам адвокат решил избежать публичности. Возможно, это оказалось связано с воспоминанием о том, как у них все началось. После того перелета из Парижа в Атланту посчитать предосудительным можно было все, что угодно.