Пухлый священник поднял взгляд от требника и дружелюбно улыбнулся.
— Я слышал, как вы разговаривали по-английски с этой персоной, — начал он почти без признаков иностранного акцента. — Вы простите меня? Я вижу, вам не по себе. Позвольте, я вам раздобуду лимон? Или, может быть, стакан коньяку?
— Мне уже лучше, спасибо. Должно быть, вид этих несчастных так на меня подействовал. Похоже, они ужасно страдают. И похоже, я уже свыкся с этим.
— Они страдают. И тоже с этим свыклись. Я частенько задумываюсь, ощущают ли они боль и неудобства в той же мере, что и богатые люди с их более утончённой нервной организацией? Кто может сказать? И у животных свои страдания, но им не дано поведать о них. Возможно, ради того Господь и сотворил их немыми {2}. Золя в одном из своих романов упоминает осла, страдавшего от морской болезни.
— Подумать только! — сказал мистер Херд. Этот старомодный приёмчик он перенял у своей матери. — Подумать только!
Знакомство молодого священнослужителя с Золя удивило его. Строго говоря, он был отчасти шокирован. Впрочем, он ни за что не допустил бы, чтобы это его состояние стало заметным со стороны.
— Вам нравится Золя? — поинтересовался он.
— Не очень. Он, в общем-то, свинья порядочная, а технические приёмы его торчат наружу так, что смех берёт. Однако, как человека, его нельзя не уважать. Если бы мне пришлось читать такого рода литературу для собственного удовольствия, я, пожалуй, предпочёл бы Катюля Мендеса {3}. Но дело не в удовольствии. Я, как вы понимаете, читал его, чтобы освоиться с образом мыслей тех, кто приходит ко мне с покаянной исповедью, а из них многие отказываются расстаться с книгами подобного рода. Книга порой так сильно влияет на читателя, особенно если читатель — женщина! Самому мне сомнительные писатели не по душе. И всё же порой, читая их, рассмеёшься, сам того не желая, не правда ли? Я вижу, вам действительно стало получше.
Мистер Херд невольно сказал:
— Вы очень свободно говорите по-английски.
— О, всего лишь сносно! Я проповедовал перед крупными конгрегациями католиков в Соединённых Штатах. И в Англии тоже. Матушка моя была англичанкой. Ватикан соизволил вознаградить ничтожные труды моего языка, даровав мне титул монсиньора.
— Поздравляю. Для монсиньора вы довольно молоды, нет? У нас принято связывать это отличие с табакерками, подагрой и…
— Тридцать девять лет. Это хороший возраст. Начинаешь видеть истинную ценность вещей. А ваш воротник! Могу ли я осведомиться?…
— А, мой воротник; последний след былого… Да, я епископ. Епископ Бампопо в Центральной Африке.
— Вы тоже довольно молоды для епископа, ведь так?
Мистер Херд улыбнулся.
— Насколько мне известно, самый молодой в реестре. Желающих занять это место было немного — далеко от Англии, работа тяжёлая, да ещё климат, сами понимаете…
— Епископ. В самом деле?
Священник впал в задумчивость. Вероятно, он решил, что собеседник потчует его чем-то вроде дорожной байки.
— Да, — продолжал мистер Херд. — Я то, что у нас называют «возвратной тарой». Этими словами в Англии обозначают возвращающегося из своей епархии колониального епископа.
— Возвратная тара! Звучит так, словно речь идёт о пивной бутылке.
Вид у священника стал совсем озадаченный, как будто его посетили сомнения по части душевного здравия собеседника. Однако южная вежливость или попросту любопытство возобладали над опасениями. Возможно, этот чужеземец всего лишь не прочь пошутить. Так отчего же ему не подыграть?
— Завтра, — с вкрадчивой вежливостью заговорил он, — вы увидите нашего епископа. Он приедет на торжества в честь святого покровителя острова; вам повезло, что вы станете свидетелем этого праздника. Весь остров украсится. Будет музыка, фейерверки, пышное шествие. Наш епископ милый старик, хоть и не вполне, как это у вас называется, либерал, — со смехом добавил он. — Впрочем, иного и ожидать не приходится, не так ли? Мы предпочитаем консервативных пресвитеров. Они уравновешивают модернизм молодёжи, нередко буйный. Вы впервые посещаете Непенте?
— Впервые. Я много слышал о красоте этих мест.
— Вам здесь понравится. Народ у нас умный. Вино и еда хорошие. Особенно славятся наши лангусты. Вы встретите на острове соотечественников, в том числе дам; герцогиню Сан-Мартино, к примеру, которая на самом деле американка; вообще, замечательные есть дамы! Да и деревенские девушки заслуживают благосклонного взгляда…
— Праздничное шествие это интересно. Как зовётся ваш покровитель?
— Святой Додеканус. С ним связана замечательная история. У нас на Непенте есть один англичанин, учёный, мистер Эрнест Эймз, который всё вам о нём расскажет. Он знает о святом больше моего; порой кажется, будто он с ним каждый вечер обедал. Правда, он великий затворник — я имею в виду мистера Эймза. Да, и приятно, конечно, что на праздник приедет наш старый епископ, — с лёгким нажимом вернулся он к прежней теме. — Пастырские труды по большей части держат его на материке. У него большая епархия — почти тридцать квадратных миль. Кстати, а ваша, насколько она была велика?
— Точной цифры назвать не могу, — ответил мистер Херд. — Но чтобы пересечь её из конца в конец, мне обычно требовалось три недели. Вероятно, не многим меньше итальянского королевства.
— Итальянского королевства? В самом деле?
Что и уничтожило последние сомнения. Разговор прервался; добродушный священник погрузился в молчание. Он казался уязвлённым и разочарованным. Это уже не шутки. Он изо всех сил старался быть вежливым со страдающим иностранцем и получил в виде вознаграждения самые что ни на есть дурацкие россказни. Возможно, он припомнил другие случаи, когда англичане проявляли присущее им странноватое чувство юмора, освоиться с которым он так и не смог. Лжец. А то и помешанный; один из тех безвредных фанатиков, что бродят по свету, воображая себя папой римским или Архангелом Гавриилом {4}. Как бы то ни было, священник не сказал больше ни слова, но погрузился, на сей раз по-настоящему, в чтение требника.
Судно стало на якорь. Местные жители полились потоком на берег. Мистер Мулен уехал один, надо полагать, в свой роскошный отель. Епископ, погрузив в коляску багаж, поехал следом. Он наслаждался извилистой, уходящей кверху дорогой; любовался принаряженными к празднику домами, садами и виноградниками, многокрасочным горным ландшафтом над ними, улыбающимися, прокалёнными солнцем крестьянами. Всё вокруг несло на себе отпечаток довольства и благополучия, чего-то радостного, изобильного, почти театрального.
«Мне здесь нравится», — решил он.
И задумался, скоро ли ему удастся увидеть свою двоюродную сестру, миссис Мидоуз, ради которой он прервал путешествие в Англию.