— Вы же знаете, какой здесь народ, — до чего он любопытен. Если вы ударите в церковный колокол, некоторое число людей наверняка соберётся на рыночной площади, стремясь хотя бы с риском для жизни узнать, что случилось. А когда они увидят, что составляется факельное шествие, вы, я в этом уверен, получите достаточно людей, чтобы нести Святой Образ Покровителя, ещё и лишние останутся. Кроме того, я не вижу причины, которая может помешать духовенству в полном составе участвовать в крестном ходе. Ударьте в колокол, парроко! И вы получите столько людей, сколько вам требуется.
Его Преподобие крепко задумался. И наконец сказал:
— Ваш замысел представляется мне привлекательным. Он делает честь вашему сердцу. Он сделает честь и нашему острову. Я постараюсь всё устроить. Но если…
— Вы хотите сказать, если пепел будет по-прежнему падать, несмотря на нашу покаянную процессию, не правда ли? Дайте подумать. Вчера в городе произошла позорная драка. Возможно, Святой Додеканус слишком рассержен на свой народ, чтобы в подобных обстоятельствах явить ему милосердие. Как я себе представляю, он сейчас очень нами недоволен. Если так, пепел, возможно, будет и дальше падать нам во исправление, несмотря на наше покаяние. Как вы думаете?
Как и что думал «парроко» не знал никто. Он не имел обыкновения думать вслух, и ещё менее был склонен высказывать своё мнение по столь деликатным вопросам. Но высказаться в подтверждение безусловных фактов он мог, не кривя душой.
— Этого и вправду хватило бы, чтобы прогневать любого святого на Небесах! Ещё семеро пострадавших скончались от ран, трое из них — малые дети. Ах, эти неистовые и кровопролитные деяния, которые всегда покрывали Непенте позором! Когда же мир Господень снизойдёт на наш остров?
Мистер Паркер понятия не имел, когда это может случиться. Да и не очень-то его волновал мир Господень — его волновала возможность сохранить свой пост. Тем не менее он исхитрился покачать вниз-вверх головой самым подобающим к случаю образом.
— А теперь, — заключил «парроко», — я с вашего любезного дозволения покину вас, чтобы посоветоваться с клиром, если мне удастся кого-нибудь из него отыскать, о том, что можно сделать для организации шествия. Признаюсь, чем больше я думаю о вашей идее, синьор Паркер, тем сильнее она мне нравится. Нам бы только собрать достаточно людей.
— На этот счёт не опасайтесь. Ударьте в колокол и всё. Людей вы получите. Это извержение кого угодно сделает верующим. Я хотел сказать — ну, вы понимаете, что я хотел сказать, парроко.
Его Преподобие, значительно повеселев, вышел вместе со вновь запалившими факелы послушниками из дверей и исчез во мраке.
Таков сжатый и истинный рассказ об организации крестного хода, прославившегося в анналах Непенте. И сколько бы разного рода завистников ни уверяло в последующие годы, будто это они до него додумались, мысль о нём целиком и полностью принадлежала Консулу. По заслугам и честь. Мысль эта обеспечила ему уважение, которым он не преминул воспользоваться. Пока же он снова уселся за стол и уставился в непроглядную тьму.
Немного погодя колокольный звон возвестил — что-то и вправду делается. Люди, выглядывая из окон, видели, как во мраке движутся мерцающие огоньки. Языки пламени выстроились в определённом порядке, крестный ход начался. Как и предсказывал «парроко», людей поначалу едва-едва хватало; из шестидесяти пяти священников и каноников церкви сочли для себя удобным присутствовать только четырнадцать человек; впрочем, ещё дюжина их вскоре устыдилась и заняла подобающее место в процессии. То же самое можно сказать и о прочих участниках. Число их понемногу росло. Ибо колокола, заунывно звонившие в ночи, сделали своё дело, возбудив всеобщее любопытство.
Более странного шествия Непенте ещё не видел. Какой-то умница сообразил, что зонтик способен сослужить неплохую службу. Поэтому все, кроме священников, хористов, факелоносцев и тех, кто тащил на себе статую Святого, спрятались под зонтами — перечисленные лица, кто из желания сохранить благопристойный вид, а кто из практических соображений защищались от пепла иным способом. Они распевали псалмы и литании сквозь прижатые ко рту носовые платки, хорошо понимая впрочем, что пение их, несколько более гнусавое, чем обычно, не станет от этого менее приятным для Святого. Так, беззвучно ступая, они прошли по улицам и предместьям города, набирая дорогою новых рекрутов.
А пепел всё продолжал падать.
Взирая на эту процессию преисполненных благоговейного страха невинных душ, завывающих во мраке, плетясь под зонтами следом за посеребрённым идолом (до сих пор не оплаченным), благоразумный Бог был вправе гордиться делом рук своих. Так полагал «парроко». Он сохранял полнейшее присутствие духа. Будь что будет, у него на всё имеется объяснение. Если пепел будет валить по-прежнему, значит, Святой Додеканус продолжает демонстрировать неудовольствие, а он имеет все основания выказать гнев и тем наставить род человеческий на истинный путь. С другой стороны, кое-кто из молодых священников испытывал всё большее беспокойство при мысли о возможной неудаче шествия. Они начинали винить Его Преподобие за то, что, как он дал им понять, было его собственной идеей. Они бродили уже два часа и проглотили по полной шляпе пепла. А с Небес так никакого знамения и не поступило. Небо, казалось, даже потемнело сильнее, чем прежде. Многие из участников шествия, утомившись, покидали его и в печали возвращались домой. Они пришли к выводу, что затея провалилась. Другие полагали, что Святой скорее всего не видит их под столь плотным покровом. Ну что же, не видит, так хотя бы услышит. И они принимались петь ещё ретивее.
Должно быть, звуки их пения всё же достигли Небес, ибо свершилось чудо. Мрак поредел. Люди поняли головы и различили вверху болезненное свечение — то было солнце, пусть и далёкое, свет его доходил как бы сквозь толстое закопчённое стекло. Затем словно отдёрнулась некая завеса. Свет становился всё ярче — и в покаянном пении зазвучали ноты торжествующей надежды. Сумрачный воздух уже пронизывало тусклое сияние. Очертания домов и деревьев украдкой возвращались по прежним местам. Падение пепла почти прекратилось. И наконец, наверху как будто рывком сдёрнули крышку. Землю залил дневной свет.
Но пэан {134} радости и благодарения, коим следовало приветствовать этот щедрый дар Неба, замер на губах у людей, едва они увидели, во что обратился их остров. Непенте трудно было узнать. Святой поднял небесный покров лишь для того, чтобы показать, какому опустошению подверглась земля. Пепел повсюду. Деревья, дома, плодородные поля, горные склоны — всё покрыл его ровный, мертвенно-бледный слой. Каждый понимал, что это значит. Это значит — конец посевам и виноградникам. Тем не менее поднялся не очень уверенный, но хвалебный крик. Ибо все непентинцы прирождённые политики и вообще люди вежливые. Привычка «неизменно улыбаться» досталась им в наследство от Доброго Герцога Альфреда. При данных обстоятельствах от них ожидалось, что они будут кричать; им это труда не составит, а то даже и на пользу пойдёт, поскольку Святой Додеканус может убрать пепел с такой же лёгкостью, с какой он его наслал. Так отчего же не покричать?