– Счастлива? – горькая улыбка изогнула ее губы. – Да я с ума схожу от этой жизни! Знаешь, как это бывает, когда тело, разум и чувства начинают жить отдельной друг от друга жизнью?! Все вокруг кажется абстракцией, набором событий и эмоций, которые рассыпаны бессвязной грудой, и как бы ты ни пытался, никогда не получится собрать целостный рисунок, – Кит нервно затянулась сигаретой. – Лишь это иногда помогает, – сказала она.
Тайлер молчал. Дым, который выдыхала Кит, выдавал смешанную с табаком марихуану.
– Он не человек, – сказала она. – Мой муж не человек. Чертова машина, у которой все подчинено определенному смыслу! Всего лишь хьюмер, будь он проклят! Всего лишь хьюмер… – Кит попыталась замолчать, но чаша была переполнена. История женщины, которая вышла замуж за мужчину, но через два года узнала, что он машина. – Он был такой человечный, – сказала Кит. – Даже в постели… Ничего странного, лишь как-то нежно и заботливо по сравнению с другими мужчинами, а потом… – Кит посмотрела на Тайлера. В ее черных глазах не было никаких чувств. Они словно смотрели в прошлое, видели прошлое, находились в прошлом. – Потом я просто не смогла заниматься с ним этим. Он остался прежним, но я уже не могла воспринимать его как мужчину. Никакого удовлетворения. Ни одного оргазма. Какое-то время я пыталась притворяться, но получалось это с каждым разом все хуже и хуже. Больше года продолжалось это безумие, а потом мы просто сели как-то вечером друг против друга и решили больше не заниматься сексом. Просто решили и все. Как машины. Понимаешь? Но я-то не машина, Тайлер! Не машина! – Кит замолчала, и Тайлер решил, что она расплачется, но глаза ее остались сухими.
– Почему ты не оставишь его?
– Не хочу, – призналась она. – Никакой разум не откажется от статуса жены владельца небольшой планеты.
– Так твой муж богат?
– Угу, – Кит затянулась сигаретой, задержала дыхание и закрыла глаза. – Хорошо-то как…
Тайлер молчал.
– Хочешь сигарету? – предложила она.
– Нет.
– Презираешь меня?
– Не знаю.
– А те дикарки, с которыми ты спал… Что ты чувствовал?
– Ничего.
– Значит, ты должен понимать меня. Сколько у тебя не было секса?
– Пару месяцев.
– А у меня больше года, – Кит отбросила сигарету. – Знаешь, зачем я приехала сюда?
– Догадываюсь.
– Милли говорит, местные мужики в общем ничего.
– Милли устала быть шлюхой в постели Бартона.
– Я так и думала, – Кит снова достала пачку сигарет. – Уверен, что не хочешь одну? Тебе не помешает расслабиться.
Тайлер кивнул. Кит молча наблюдала, как он курит.
– Мне нравится, как ты это делаешь, – сказала она.
Тайлер поманил ее к себе.
– Открой рот, – сказал он.
Кит подчинилась. Он наклонился к ней и выдохнул дым. Их губы почти соприкоснулись. Кит закрыла глаза.
– Сделай так еще раз, – попросила она.
Густой дым заполнил легкие. Кит обняла Тайлера за шею и поцеловала…
* * *
Пальцы Милли сжимали черные, твердые, как камень, ягодицы туземца. Его мускулистая спина лоснилась от пота. Привлеченные запахом разгоряченных тел мухи кружили по хижине. Милли жадно хватала открытым ртом воздух, поддерживая заданный туземцем темп любовной игры. Толчок – вдох, толчок – вдох, толчок – вдох… И больше ничего. Никаких звуков. Лишь свист дыхания да нескончаемое жужжание мух…
Отодвинув в сторону кусок брезента, закрывающего вход, Бартон наблюдал за своей женой. Бледная кожа, веснушки, несколько родимых пятен. На согнутых коленях пара воспалившихся ссадин. Грудь маленькая и мягкая. Большие соски никогда не твердеют. По крайней мере, с ним никогда не твердели. Лицо без косметики. Тонкие губы. Ногти на руках коротко пострижены. Бартон смотрел, как они впиваются в черные ягодицы, и не чувствовал ничего. Впервые, как увидел свою жену с этим дикарем, у него не было желания убить их обоих. Оружие, которое он прятал в своей хижине, никогда не выстрелит. Оно запылится и проржавеет, но не прольет кровь. Бартон даже видел этот процесс неизбежности – старение и распад…
Чернокожий мальчишка схватил его за руку и начал клянчить конфеты…
Сухие дрова затрещали в костре. Ночь была темной, несмотря на россыпи серебристых звезд на высоком небе. Хейцкал. Скоро эта планета и все, что с ней связано, останется в прошлом. Все канет в небытие: Тайлер, Милли, туземцы… Доктор Милт прав – не стоит придумывать то, чего на самом деле нет. Жизнь пуста, если не научиться заставлять ее служить своим маленьким прихотям. Не огромным планам, а крохотным, ежесекундным желаниям. Ведь разве будет иметь значение, сколько людей вспомнит о тебе после смерти, когда ты отправишься в густую, всепроникающую ночь? Нет. Для тебя нет. Ты можешь оставаться с близкими тебе людьми на богом забытой планете и медленно умирать, накачивая себя алкоголем, надеясь, что в этом есть смысл. Но смысла нет. Ты умрешь, а все, кого ты любил, будут жить дальше, выдавливая скупые слезы в дни черных годовщин. И неважно, сколько голосов назовет твое имя и сколько влюбленных женщин придет проститься с тобой. Лучше жить. Цепляться за жизнь двумя руками и ползти вперед, в ожидающую тебя пустоту, волоча за собой груз маленьких радостей, которым ты позволил случиться в своей жизни. И никогда не придумывать то, чего на самом деле нет. Иначе ты споткнешься. Сразу же. И грязь будет ждать твое лицо…
Молоденькая дикарка подкралась к Бартону сзади и, смеясь, закрыла ему руками глаза.
– Кано! Кано! – закричал он, прогоняя дикарку прочь.
Она ушла, оставив в память о себе тепло своих прикосновений. «Может быть, – думал Бартон, – ему будет не хватать этих наивных туземцев, но все это будут лишь воспоминания. Как женщины, которых он любил. Все они ушли. Растаяли, как приторно-сладкие чувства, как слезы в дождь. И ничего не осталось…»
Милли вышла из хижины и села рядом с ним у костра.
– Я слышала твой голос, – сказала она.
– Всего лишь прогнал дикарку.
– Следишь за мной?
– Просто не могу уснуть.
– Понятно, – Милли подвинулась ближе. – Такая холодная ночь.
– Доктор Милт предложил мне работу.
– Здесь?
– Нет. На его планете.
– А как же мы? Я и Тайлер? Я думала, ты наш друг.
– Так и есть, – Бартон достал две сигареты. – Будешь?
– Нет. Ты же знаешь, что я не курю.
– Я взял их у жены доктора, она сказала, что здесь больше марихуаны, чем табака.
– Тем более нет.
– Как знаешь, – Бартон убрал одну сигарету в карман, другую прикурил.
– Ты улетаешь из-за меня?