Милт промолчал.
– Эй! – прокричала Кит аборигенам, и, когда они обернулись, помахала им рукой. Два дикаря посмотрели друг на друга, свернули удочки и нырнули в подобравшиеся к гостинице заросли.
– По-моему, ты их напугала, – сказал Милт.
– По-моему, тебе пора пойти написать об этом в своем дурацком дневнике.
Кит нырнула в озеро, вздымая фонтан серебристых брызг. Милт смотрел, как его жена плывет под водой, извиваясь, словно огромная человекоподобная рыба.
– Не очень хорошая идея – плавать в этом озере, – сказал Бартон, дождался, когда Милт обернется, и представился. Далеко от берега Кит вынырнула на искрящуюся поверхность.
– Вы друг Тайлера? – спросил Милт.
– В какой-то мере, – Бартон приложил козырьком руку, разглядывая женщину. – Вы знаете, что дикари считают это озеро священным? Пару лет назад здесь была страшная засуха и все водоемы пересохли. Все кроме этого…
Кит помахала Бартону рукой, и он помахал ей в ответ.
– Ваша жена?
– Да, – Милт обернулся и посмотрел на озеро. – Когда она выберется на берег, я скажу, чтобы она больше не плавала здесь.
– А она красавица, – Бартон достал сигарету, предложил Милту, и когда тот отказался, закурил сам. – Я здесь почти год, и последние туристы, которые прилетали сюда, были так давно, что я почти забыл, как выглядит настоящая женщина.
– О чем это вы? – спросила Кит, подплывая к берегу.
– Мистер Бартон рассказывает о том, как много времени он провел здесь, – сказал Милт.
– Вот как?! – не доставая до дна, Кит перебирала ногами, оставаясь на поверхности воды. – И вам нравится здесь, мистер Бартон?
– Не жалуюсь.
– Не жалуетесь! – она рассмеялась.
Бартон молчал. Вода искажала тело Кит, словно он видел ее в кривом зеркале.
– У меня есть хороший коньяк, мистер Бартон, – предложил Милт.
– Коньяк? – Бартон посмотрел на Милта, на его жену, почесал щетинистый подбородок и улыбнулся. – Коньяк – это хорошо. У местных дикарей такое отвратительное пойло…
* * *
– Что будет, когда мы улетим отсюда? – спросил Тайлер.
Милли пожала плечами.
– Устроимся на работу и будем жалеть себя, – она улыбнулась.
– Я имею в виду, что будет между тобой и Бартоном? – Тайлер покосился на остывающий обед друга, который приготовила Милли.
– Ничего не будет, – тихо сказала она. – Наш брак был ошибкой, и я благодарна этой планете, что она показала нам это раньше, чем мы решились заводить детей и проживать свои жизни ненавидя друг друга.
Туземец выбрался из ее хижины и как-то по-щенячьи преданно потерся щекой о ее руку.
– Я знаю, – сказала ему Милли. – Знаю.
Туземец улыбнулся. Милли протянула ему кулек с едой.
– На вот, иди, накорми своих детей, – сказала она.
Туземец недоверчиво смотрел на кулек.
– Это твое, – Милли взяла его руку. – Твое.
Она недовольно посмотрела на Тайлера.
– Скажи ему!
Тайлер щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание туземца, и заговорил на местном наречии. Дикарь благодарственно закивал, снова потерся щекой о руку Милли, взял кулек с едой и ушел.
– Ты так заботишься о нем… – сказал Тайлер.
– Я знаю, – сказала Милли, провожая туземца взглядом. – Если бы Бартон был хоть немного похож в своей благодарности на этих людей, то, может быть, у нас и получилось что-то, а так…
Они замолчали, доедая остывающий обед.
– Не могу воспринимать их как одних из нас, – признался Тайлер, вытирая сальные руки грязным полотенцем.
– Они как дети, – сказала Милли. – Такие же чистые и такие же наивные.
– Поэтому и не могу.
– А мне, наоборот, нравится, – Милли прикрыла глаза. – Ничего противоестественного. Понимаешь? Никакой ненависти. Никакой злобы.
– Мне почему-то именно этого и не хватает.
– Вам, мужикам, всегда этого не хватает! – Милли грустно рассмеялась и начала мыть посуду.
* * *
Бартон срыгнул и повалился на кровать. Боль исказила его лицо.
– Сколько он выпил? – спросила Кит мужа.
Милт показал на пустую бутылку. Тело Бартона сжалось, забилось в агонии.
– Может, сделаешь что-нибудь?!
– Что?
– Откуда я знаю?! Ты же доктор, не я! – Кит махнула рукой и вышла из комнаты.
Милт достал саквояж, сделал Бартону инъекцию анальгетика.
– Ты всего лишь крыса, – сказал он ему. – Крыса в моей лаборатории.
Милт позвал жену и велел ей раздеть Бартона.
– И не подумаю!
– Ты хочешь, чтобы наша постель провоняла его грязной одеждой?
– Почему бы и нет?
– Значит, ты такая же свинья, как и он.
– Может быть, – Кит улыбнулась. Темные глаза изучали лицо Бартона. – Думаю, если его отмыть и приодеть, то он будет в общем даже и ничего, – она прикурила сигарету, жадно затянулась и шумно выдохнула синий дым.
– Ты же хотела бросить.
– Да что ты понимаешь в этом?!
– Верно, – Милт сел за стол, открыл дневник и сделал какую-то запись. Кит неспеша шла к выходу. – Куда ты? – спросил ее, не оборачиваясь, Милт.
– Не знаю, – тонкие каблуки цокали по грубо обработанному камню.
На вытоптанной тропинке Кит сняла туфли и шла к озеру босиком. Теплый ветер колыхал водную гладь, нарушая ее монолитность. Тысячи ярких бликов слепили глаза. Далекая звезда нещадно поливала планету своим теплом. Несколько чернокожих детей играли в ветвях высокого старого дерева. Они гонялись друг за другом, как стая непоседливых мартышек: с той же грацией и с той же неминуемой близостью падения. Кит подобрала подол платья и села на мягкую траву. Новый порыв ветра принес букет цветочных ароматов – свежесть, пыль и что-то приторно-сладкое, от чего во рту начала скапливаться слюна. «Сейчас бы глоток холодной минералки», – подумала Кит, но возвращаться в номер не хотелось.
Она легла на спину и закрыла глаза. Сон подкрадывался незаметно, но она слышала его осторожные шаги. Какое-то насекомое взобралось по ее ступне и теперь медленно ползло, перебираясь с пальца на палец. Кит пошевелила ногой, прогоняя его. Зажужжав, оно пролетело мимо ее лица. Кит вспомнила туземцев, которые ловили рыбу, когда она купалась в озере. Нет, не вспомнила. Она снова видела их. Они стояли на другом берегу и, обнимая своих женщин, танцевали непристойный кайрам.
Осторожно ступая босыми ногами по жесткой траве, Кит шла вдоль кромки воды, желая подойти к туземцам поближе. Она уже слышала их тяжелые дыхания. Видела подробности. Дети на ветвях старого дерева что-то кричали и хлопали в ладоши, подбадривая родителей. «Как все просто, – думала Кит. – Никаких стереотипов. Никакой морали». Черные руки нежно коснулись ее бедер. Туземец за спиной громко цокал языком, задавая ритм, словно удары барабана у тянущегося в ночное небо костра. И никаких запретов. Никаких ограничений. Кит выгнула спину, прижалась к туземцу. «Это сон, – думала она. – Всего лишь сон. И в этом сне я хочу стать частью этого танца. Хотя бы во сне…»