Услыхав, что в городе находится Джордж Берроу с Комиссией сената по расследованиям, она немедленно отправилась к нему. Она ждала его в холле отеля «Шенли». Этот зимний вечер, казалось, был частицей беспросветной ледяной черной бездны. Мэри дрожала в своем легком пальтишке. Она уже забыла, когда спала, может, несколько недель назад. В просторном большом холле отеля было тепло, и через свои тоненькие, как бумажный лист, подошвы она чувствовала жесткий ворс ковра.
По-видимому, где-то здесь играли в бридж, потому что через холл то и дело проходили стайками пожилые, хорошо одетые женщины, очень похожие на ее мать. Она, забившись поглубже в кресло у радиатора, сразу же задремала.
– Ах, моя маленькая, дорогая девочка, вижу, тебе пришлось изрядно потрудиться… Это тебе не работа в социальной среде. Готов поклясться…
Она открыла глаза. Перед ней стоял Джордж – в пальто на меховой подкладке с пушистым меховым воротником, из которого высовывалась на тонкой шее голова с бугорчатым лицом, очень похожая на голову аиста-марабу. Она встала.
– Ах, мистер Берроу, то есть Джордж…
Он, сжав ее ладошку, другой рукой мягко похлопал ее по плечу.
– Теперь я знаю, что такое передовая, – сказала она и, не в силах перенести его комичный вид, искренне засмеялась.
– Ты, вероятно, смеешься над моим меховым пальто… Но какая польза сегодняшнему профсоюзу, если я подхвачу воспаление легких? Ах, моя сладкая Мэри Френч… Почему у тебя нет теплого зимнего пальто?… Как мне хотелось увидеть здесь именно тебя… Может, поднимемся ко мне? Тыне против? Тут говорить неудобно, слишком много любопытных ушей.
Наверху, в его теплом квадратном номере с розовыми шторами и розовыми абажурами, он помог ей снять пальто. Взвесив его на руке, нахмурился.
– Нужно купить зимнее пальто, – назидательно сказал он.
Заказав официанту чай, он нарочно оставил дверь в коридор открытой. Они устроились за маленьким столиком подле кровати, заваленном газетами и напечатанными на машинке страничками.
– Ну-ну, – начал он. – Какое великое удовольствие выпало такому старому одинокому чудаку, как я. Не хочешь ли пообедать с сенатором? Что скажешь? Ну хотя бы для того чтобы увидеть, как живет вторая половина человечества…
Они говорили, говорили без умолку. Он то и дело подливал ей в чашку немного виски. Он был так добр к ней, говорил, убеждал, что, мол, он на все сто процентов уверен, что всех ребят выпустят из тюрьмы, как только с забастовкой будет все улажено, и это произойдет, конечно, очень-очень скоро. Он только что разговаривал с Фитцпатриком. Ему, кажется, удалось того убедить, что нужно вернуть забастовщиков на их рабочие места, и сделать это в первую очередь. Главный судья в Гэри заверил его, что не допустит никакой дискриминации, и эксперты работают в данный момент над законом о восьмичасовом рабочем дне. Как только будут устранены все технические трудности, вся картина жизни сталелитейщиков в стране радикальным образом изменится к лучшему.
Он то и дело предлагал взять Мэри Френч на работу в качестве своей секретарши. Он утверждал, что накопленный ею во время изучения условий жизни рабочего класса опыт окажется бесценным и непременно повлияет на новое законодательство. Усилия, предпринимаемые низкооплачиваемыми сталелитейщиками, не могут пропасть даром и обязательно должны найти свое отражение в законодательстве. Теперь главный центр борьбы перемещался в Вашингтон. Он чувствует, что в сенате все созрели для этого. Но ведь ее главная обязанность – это забастовочный комитет, возражала она.
– Мое дорогое, сладкое дитя, – сказал Берроу, нежно похлопывая ее по руке. – Через несколько дней никаких забастовочных комитетов и в помине не будет.
Сенатор оказался южанином с едва поседевшими на висках волосами стального цвета. Войдя в их номер, он смотрел на Мэри Френч с такой опаской, словно она собиралась засунуть бомбу прямо ему на брюхо, под жилетку кремового цвета, однако его уважительные, элегантные манеры обращения с женщиной и успокаивали и обнадеживали.
Они заказали обед в номер Джорджа. Сенатор навязчиво, высокопарно подтрунивал над ним, предостерегая от дружбы с опасными большевиками. Они налегали на виски, и вскоре уже синеватая от дыма комната пропиталась еще и резким запахом алкоголя.
Когда она уходила от них в свою контору, они самозабвенно говорили, словно принимая участие в каком-то бурлеске на сцене.
Коллеги ее были, как всегда, замотанные, с кислыми физиономиями. Когда Мэри рассказала им о предложении, сделанном ей Д.-Г. Берроу, они тут же воспрянули духом, советуя ей долго не раздумывать, немедленно соглашаться – ведь такие предложения на дороге не валяются. Во-первых, очень хорошо иметь своего человека непосредственно в Вашингтоне, а во-вторых, им не придется делиться с ней зарплатой. Дописав свой пресс-релиз, она с мрачным видом попрощалась со всеми.
В эту ночь она спала гораздо спокойнее, чем все эти долгие недели, хотя всю дорогу домой ее преследовали голубые глаза Гаса Московски и его белокурые волосы с запекшейся кровью на затылке, то, как их взгляды встретились там, в здании суда. Она решила, что лучший способ добиться освобождения ребят из тюрьмы – это ехать в Вашингтон с Джорджем.
На следующее утро Джордж позвонил ей, поинтересовался, что она думает по поводу работы. Она сказала, что согласна. Он сообщил, что для начала положил ей пятьдесят баксов в неделю, но в скором времени может увеличить ее жалованье до семидесяти пяти. Она призналась, что столько еще никогда в жизни не зарабатывала. Он попросил ее немедленно зайти к нему в отель, так как для нее есть одно важное поручение.
Он встретил ее в холле, в руках у него была зажата стодолларовая бумажка.
– Прежде всего, моя сладенькая, пойди и купи себе зимнее пальто. Это твой аванс за две недели… Для чего мне такая секретарша, если она в первый же день работы умрет от пневмонии?
По дороге в Вашингтон в салон-вагоне он передал ей два больших черных чемодана, до отказа набитых свидетельскими показаниями.
– И не думай даже ни секунды, что у тебя будет мало работы, – сказал он, выуживая один за другим пакеты из плотного манильского картона; в которых лежали убористо напечатанные на тонкой прозрачной бумаге листки. – Может, то твое дело было куда романтичнее, – продолжал он, оттачивая карандаш, – но это – куда полезнее, оно открывает перспективы на будущее.
– Интересно, – сказала Мэри.
– Мэри, дорогая, ты еще такая молодая и такая… милая. – Он долго глядел на нее своими глазами навыкате, сидя в кресле, обитом зеленым плюшем.
За окном пролетали покрытые снегом горы, окруженные скалами с зелеными проплешинами мха, опоясанные, словно черными кружевами, голыми ветвями деревьев.
– А что, если нам пожениться, когда приедем в Вашингтон? – вдруг выпалил он.
Мэри только отрицательно покачала головой и тут же вернулась к проблемам защиты забастовщиков. Она с улыбкой сказала ему, что пока не думает о браке и что он очень-очень к ней добр. Она считает его настоящим другом.