Джо ждал его у входа.
– Жена уехала на моей машине, Чарли, поедем на твоей, – сказал он.
– Там гуляют сквознячки, Джо.
– Ничего, переживем.
– До свиданья, мистер Эскью, до свиданья, мистер Андерсон, – повторял старик сторож в кепке с наушниками, закрывая за ними дверь.
– Послушай, Чарли, – сказал Джо, как только они влились в поток уличного движения в конце улицы, – почему ты не загружаешь Сточа рутинной работой больше? Кажется, он умеет работать.
– Он знает ужасно много, гораздо больше меня, – сказал Чарли, вглядываясь через замерзшее ветровое стекло.
Зажженные фары идущих навстречу автомобилей выхватывали ярко фосфоресцирующие пятна в стене падающего снега. На мосту все фермы уже покрылись белым слоем. Ни города, ни реки не было четко видно, лишь расплывчатая тень, то вспыхивающая светом, то снова меркнущая. Чарли старался как мог, чтобы машина не пошла юзом по скользкому, подернутому ледовой коркой полотну моста.
– Ай да молодец, Чарли! – похвалил его Джо.
Они удачно съехали, скользя по склону, прямо на перекресток ярко освещенной улицы. Но на Пятьдесят девятой снова пришлось тащиться не быстрее улитки. Они просто одеревенели от холода, и только в семь тридцать подъехали к подъезду жилого дома на Риверсайд-драйв, где Чарли с семьей Эскью прожил всю зиму. Миссис Эскью со своими двумя маленькими белоголовыми девочками встретили их у двери.
Грейс Эскью – неяркая крашеная блондинка с морщинками в уголках глаз, придававшими ее взгляду жалобный, вызывающий сочувствие вид.
– Я так волновалась! – сказала она. – Кто же ездит на машине в такую пургу?
Старшая дочка, Джин, запрыгала на одной ножке, напевая:
– Снег идет, снег идет, снег будет идти долго!
– Ах, Чарлз, стоит ей позвонить разочек, как потом она принимается трезвонить раз двадцать, не меньше, – укоризненно выговаривала ему Грейс, провожая в гостиную, где вкусно пахло обедом.
Они с Джо протянули озябшие руки над газовым камином.
– Вероятно, она вбила себе в голову, что я тебя от нее прячу.
– Кто? Дорис?
Сложив губы бантиком, Грейс кивнула.
– Ах, Чарлз, оставайся, пообедаешь с нами. Я приготовила чудную ногу ягненка со сладким картофелем. Тебе же наши домашние обеды нравятся куда больше, чем вся эта стандартная еда там…
Но Чарли, не слушая ее, уже стоял у телефона.
– Ах, это ты, Чарли, – послышался в трубке нежный, чуть шепелявящий голосок Дорис. – Я так боялась, как бы тебя не засыпало снегом там, на Лонг-Айленде. Я звонила туда, но никто не отвечал. У меня есть лишнее место за столом… Жду к обеду людей, с которыми тебе будет интересно встретиться. Один из них даже работал инженером при царе. Мы все тебя ждем.
– Но, честно говоря, Дорис, я устал, весь измочален.
– Ну, развеешься… Мама уехала на юг, весь дом сейчас в нашем распоряжении. Так что ждем…
– Опять эти вшивые русские! – недовольно ворчал он, быстро напяливая на себя строгий костюм для обеда.
– Вы только посмотрите на этого завсегдатая дансингов, – подначивал его Джо из своего кресла, в котором сидел с вечерней газетой в руках, протянув ноги поближе к огню.
– Папочка, а что такое завсегдатай дансингов? – спросила капризным тоном Джин.
– Грейс, не услужишь ли? – Чарли подошел к миссис Эскью, покраснев, с болтающимися концами галстука на шее.
– Ну, тут, конечно, пахнет любовью, – сказала она, поднимаясь со стула, – убегает в такое ненастье…
Высунув кончик языка, она старательно завязывала ему галстук.
– Скорее слабоумием, если угодно знать мое мнение, – сказал Джо.
– Папочка, а что такое слабоумие? – эхом отозвалась Джин.
Надев пальто, Чарли стоял, ожидая лифт, в холле под мрамор, и сюда стекались соблазнительные запахи всех обедов, приготовляемых сейчас во всех квартирах на этом этаже.
Сев в машину, он натянул шерстяные перчатки. На стоянке снег хрустел под шинами автомобиля. Он выехал по дорожке на Пятьдесят девятую улицу. Колеса задели тротуар рядом с местом, где на углу стоял коп, от холода постукивая себя руками по груди. Чарли отдал ему честь, поднеся руку к виску. Тот засмеялся.
– Нехорошо нарушать, нехорошо, – сказал он, не прекращая свой странный танец.
Двери квартиры Хамфриз отворились перед ним, и, шагнув, он сразу почувствовал, как его ноги провалились в глубокий мягкий ворс ковра из Белуджистана. К нему вышла Дорис.
– Ах, какой ты все же молодчина, не побоялся приехать в такую скверную погоду, – заворковала она.
Он ее поцеловал.
– Все же как много у тебя этой жирной помады на губах, – посетовал он.
Чарли грубовато, крепко прижал ее к себе. Она казалась ему такой странной в этом светло-зеленом вечернем платье.
– Это ты у меня молодчина, – прошептал он.
Из гостиной до него долетали голоса, некоторые с иностранным акцентом, позвякиванье кубиков льда в шейкере для коктейлей.
– Как хочется побыть вдвоем, – хрипло сказал он.
– Да, понимаю, Чарли, но кое-кого из них я была просто обязана пригласить. Может, они рано разойдутся по домам.
Поправив ему галстук, пригладив волосы, она подталкивала его в спину перед собой в гостиную.
Когда ушел последний из гостей Дорис, они стояли друг против друга в холле. Чарли глубоко вздохнул. Он выпил довольно много коктейлей, шампанского. Он просто дрожал от возбуждения.
– Дорис, Боже мой, как трудно было их всех переваривать…
– Все равно очень мило, что ты пришел, Чарли.
Чарли чувствовал, что он заводится, ощущал, как где-то внутри него нарастает гнев.
– Послушай, Дорис, давай поговорим…
– Ну вот, теперь ты снова станешь серьезным. – Она, сделав недовольную гримаску, опустилась на канапе.
– Послушай, Дорис. Я на самом деле схожу по тебе с ума… и ты прекрасно знаешь об этом.
– Ах, прекрати, Чарли, нам с тобой было всегда так весело вместе… для чего все портить… Ты же знаешь, что брак далеко не всегда доставляет удовольствие… Большинство моих подруг, которые вышли замуж, жалуются. Им такое пришлось пережить…
– Если все дело в деньгах, то можешь не беспокоиться. Наш концерн собирается развернуться вовсю… Для чего мне лгать тебе? Сама спроси у Нэта Бентона. Только сегодня днем он объяснял мне, как лучше начать делать деньги сейчас же, немедленно.
Дорис, поднявшись с диванчика, подошла к нему, поцеловала.
– Да, он всегда был бедным старым глупцом… Ты считаешь меня маленькой корыстолюбивой сучкой? Для чего же в таком случае жениться на мне, если ты обо мне такого мнения? Чарли, честно, мне больше всего на свете хочется куда-нибудь уехать и самой зарабатывать на жизнь. Для чего мне такая шикарная, вся в шелках, жизнь?