Здесь их встретил Деметриос Дасис. Еще несколько недель назад Шлиман выслал ему все троянское снаряжение и инструмент: сотни кирок, лопат, тачек. Часть этого снаряжения была завезена в Тиринф: ровно столько, сколько необходимо для четырехдневной разведки. Деметриос привез с собой из Харва-ти десятерых землекопов. Генри распорядился, чтобы каждый участник группы, включая Софью, получил под свое начало по два рабочих и выбрал себе площадку. Профессор Касторкис и Софья решили копать на средней террасе, два других профессора на нижней, сам Шлиман, взяв с собой оставшихся рабочих и Деметриоса, поднялся на самый верх, чтобы наметить широкую траншею, которая прорежет верхнюю террасу по диагонали.
Софья и профессор Касторкис наткнулись на стены двух домов, сложенных из небольших плит, скрепленных глиной. В нижней крепости две группы нашли большой осколок раскрашенной фигурки с женской грудью и воздетыми руками, напоминающими рога коровы, — древнее изображение Геры.
Просеивая грунт, обнаружили множество расписных черепков. Солнце пекло вовсю, но в сводчатой галерее, где они обедали, было прохладно. В тринадцати шурфах средней террасы и в трех шурфах нижней нашли терракоту, которую и ожидали найти. Вечером мужчины шли купаться, а затем все собирались в гостиной Шлиманов и Софья раскладывала дневные находки: триподы, большие вазы с дырчатыми ручками, кувшинчики, горшки, кубки, чаши, блюда, сделанные вручную или на гончарном круге.
Спустя пять дней караван двинулся в Микены. Генри распорядился, чтобы вся найденная керамика была упакована в корзины и отправлена Археологическому обществу тем же пароходом, каким отплывут в Афины университетские профес- s сора по возвращении из Микен. Деметриос сообщил Шлиману, что нанято шестьдесят рабочих, готовых в любую минуту начать раскопки. Генри наметил место раскопа, следуя своему толкованию Павсания. подробно описывавшего места царских захоронений. Все три профессора пожелали Шлиману от всего сердца удачи.
Когда гости уехали, Шлиман с грустной усмешкой сказал: — Если бы мы могли уговорить кого-либо из них остаться наблюдателем от Археологического общества вместо этого юнца Стаматакиса. Я дважды беседовал с ним в Афинах — он улыбнулся за все время только один раз. По-моему, это плохой признак.
Семейство Деметриоса Дасиса тепло встретило Шлиманов. Они ждали их возвращения два с половиной года. Комнаты для гостей были готовы: навешены новые деревянные ставни для защиты от палящего летнего солнца, полы выскоблены и натерты.
Софья привезла с собой корзину с простынями, наволочками, полотенцами и одеялами — в октябре и ноябре будет холодно. Захватила с собой мыло и другие туалетные принадлежности, чтобы три-четыре месяца ни в чем не нуждаться. Они будут копать, пока затяжные осенние дожди не прогонят их из Микен.
Генри в письме Деметриосу из Афин просил сделать две прикроватные тумбочки и завесить шторой угол спальни, там у них будет гардероб. Они взяли с собой всю старую одежду, в которой раскапывали Трою, но прихватили и хорошее платье, чтобы не стыдно было пойти в церковь или навестить друзей в Аргосе и Нафплионе. Софья открыла чемодан, поставила на тумбочку свою икону, помолилась деве Марии: пусть им сопутствует удача в Микенах, пусть сбудутся если не все, то многие смелые мечты Генри.
Генри еще раньше отдал распоряжение Греческому национальному банку открыть в аргосском отделении счет на имя Дасисов, чтобы у них всегда были деньги на непредвиденные расходы. И послал им чертеж душа, каким они пользовались в Гиссарлыке. Душ этот был на открытом воздухе: небольшой навес, на котором стоял спускной бачок с цепочкой. Но где взять второго Яннакиса? Правда, с оплатой здесь будет проще: по субботам Генри будет выплачивать Деметриосу всю сумму, полагающуюся за вырытые его бригадой кубометры земли. Но как быть с рабочими из других деревень, которым придется платить и поденно, и по субботам? Генри остановил свой выбор на среднем сыне Деметриоса Николаосе, которому только что исполнилось шестнадцать лет: это был долговязый парнишка с золотистой кожей и ясными смышлеными глазами; он окончил несколько классов в аргосской школе и теперь пополнял образование, прочитывая от корки до корки все, что попадалось под руки. Генри дал ему блокнот и показал, как записывал работу Яннакис. Николаосу поручили также следить за снабжением водой. Воду брали из ближайшего источника. Полные бочки грузили на двуколки, подъезжавшие непрерывно. Укрыться на акрополе от жары было негде, августовское солнце начинало палить с утра, и рабочие с пересохшими глотками опустошали бочку, едва ее успевали снять с двуколки.
Рабочим платили две с половиной драхмы в день, или пятьдесят центов, десятнику — пять драхм, Николаос получал в день один доллар. Дасисы были счастливы: через год он сможет поехать в Нафплион учиться дальше. В Троаде Шлиман меньше платил рабочим: уровень жизни в турецкой провинции был ниже.
Скоро от соседей стало известно, что Панайотис Стаматакис. страж, присланный Археологическим обществом, поселился через дорогу. В деревне был только один дом, к которому примыкала кладовая. На этот дом и пал его выбор. Стаматакис велел врезать в дверь кладовой замок и единственный ключ спрятал к себе в карман. Здесь будет храниться все найденное на раскопках. С согласия Дасисов Генри пригласил Стаматакиса на обед. Стаматакис приглашения не принял. На другой день, восьмого августа, был праздник св. Пантелеймона, вся деревня собралась в крохотной церквушке послушать службу приехавшего на праздник священника. Шлиманы пришли вместе с семьей Дасисов, Стаматакис в церкви не появился. Вся деревня была оскорблена. «Он считает, что слушать деревенского священника ниже его достоинства», — был общий приговор. Хозяйка его рассказывала:
— Сидит все время один. Ест у себя в комнате.
— Может, он очень застенчив? — предположил Генри. — Попробуем пригласить его еще раз.
Они опять пригласили его отобедать, и опять Стаматакис отказался.
К вечеру, когда жар немного спал, поднялись к сокровищнице Атрея. Софья стояла перед ней восхищенная гением художника, создавшего столь совершенную красоту. Созерцание прекрасного возвышает, и душа ее преисполнилась благостного покоя.
Стаматакис весь праздник не выходил из своей комнаты. Вечером Генри спросил Софью:
— Как ты думаешь, не должен ли я из вежливости навестить его? Нам ведь работать вместе несколько месяцев, хорошо бы нам подружиться.
— Ни в коем случае, — решительно возразила Софья. — Он молодой, это он должен выказать тебе почтение. Греки очень гордые… ведь у них такие предки. Господин Стаматакис возомнит о себе еще больше.
— Ну что ж, будь по-твоему. Греческий характер — это по твоей части, — улыбнулся Генри.
Наутро встали чуть свет, выпили кофе, сели на мулов и отправились по крутой извилистой дороге к Львиным воротам. В понедельник накануне праздника Деметриос доставил на террасу акрополя тяжелое снаряжение: лопаты, кирки, ваги. С дороги к узкому проему в стене вела пастушья тропа. Рабочие Деметриоса внесли инструмент в крепость, воспользовавшись этим входом. Шестьдесят землекопов имели вид не менее живописный, чем турки и греки, раскапывавшие Гиссарлык. Поверх брюк аргосцы носили груботканую юбку, белую или кремовую, собранную на поясе в складки; вся одежда была сшита из ткани, называемой дрили, которую женщины ткали и красили дома.