Зигмунд и Ференци выехали в Мюнхен ночным поездом. Они направились прямо в «Байеришерхоф». Зигмунд настоял, чтобы по традиции они остановились в том же отеле, что и цюрихцы. Члены комитета – Абрахам, Закс, Ранк, Ференци и Джонс – завтракали вместе с ним. За завтраком они условились о том, кто из членов ответит на критику, которая может возникнуть в дискуссии. Профессор Фрейд не должен участвовать в спорах!
В ноябре на встрече в Мюнхене было решено, что обсуждению подлежат только основные доклады. Теперь же Карл Юнг требовал урезать время докладов и после каждого проводить обсуждения. Опасность заключалась в том, что время могло быть исчерпано до того, как будут представлены все сообщения, конгресс превратился бы в яростный спор, вызывая недовольство сторон.
Первое утреннее заседание конгресса прошло успешно. Присутствовали восемьдесят семь членов и гостей, хотя Зигмунда огорчало отсутствие Ойгена Блейлера. Эрнест Джонс сделал сообщение о сублимации, в этой области он был первооткрывателем. Голландский психоаналитик Ян ван Эмден представил анализ псевдоэпилепсии. Виктор Тауск сделал солидное сообщение о нарциссизме. Один из швейцарских психоаналитиков представил основательный доклад о причинах гомосексуальности. Участники позволили себе прервать лишь выступление Тауска, главным образом из–за споров о методологии.
Опасность ссоры наметилась во время ланча. Карл Юнг и его группа сели за один столик, Зигмунд Фрейд и его друзья – за другой. Зигмунд не понимал, как это случилось. Исчезли дружба и общение при встречах. Зигмунд сказал разочарованно Гансу Заксу:
– Я надеялся, что, находясь в одной гостинице, мы будем вместе в обеденный час.
Но взрыв произошел, когда Ференци, а затем Абрахам поднялись, чтобы сделать свои сообщения. Они попросили для выступления по часу, необходимому для раскрытия темы. Однако Карл Юнг посмотрел на золотые часы, вынутые из кармана жилета: если он даст им час, то не останется времени для дискуссии. Он предложил им сократить выступления. Ференци и Абрахам запротестовали, их поддержала венская группа, но безрезультатно; Юнг был председателем, а его слово – закон. После этого Юнг сам начал критические нападки, отрицая эдипов комплекс, детскую сексуальность, стремления к инцесту и сексуальную этиологию. Другие члены швейцарской группы поддержали его. Венцы вскочили со своих мест, пытаясь оспорить услышанное. Юнг стукнул председательским молотком и воскликнул:
– Час истек. Переходим к следующему сообщению. Когда послеполуденное заседание окончилось, венцы были разъярены. Они считали, что тяжелый на руку Карл Юнг допустил произвол в своих действиях и так провел заседание, чтобы осмеянию сообщений сторонников Фрейда был придан публичный характер. На следующий день намечались выборы. В номерах гостиницы проходили частные встречи. Шандор Ференци заметил сардонически:
– Юнг больше не верит во Фрейда. Карл Абрахам добавил мрачно:
– Не думаю, чтобы кто–либо из нас голосовал за возобновление его полномочий! Почему бы не опустить наши бюллетени незаполненными?
Лицо Зигмунда вспыхнуло.
– Прошу вас не делать такого бесполезного и унизительного для Юнга шага. Он в любом случае будет переизбран – на его стороне большинство. Итак, несмотря на наше разочарование…
– …Обиды! – крикнул Ференци.
– Хорошо, обиды, не будем углублять пропасть. Разрыв неприятен и для Юнга. Произвол с его стороны частично вызван конфликтом в его собственном сознании. Он разрывает его на части! Поверьте мне на слово. Он поступает так под воздействием своей натуры и воспитания, под давлением швейцарских и немецких медицинских обществ, швейцарских церковников, правительства и прессы. Он отважно боролся за нас, когда никто другой не решался на это. Мы не можем унизить публично такого человека. На следующих выборах мы можем выдвинуть одного из наших в качестве кандидата.
Это была убедительная просьба. Никто из двадцати двух последователей Зигмунда не сомневался в его искренности, но и ни один из них не уступил его просьбе. Когда на следующий день состоялся подсчет голосов, то Юнг получил «за» пятьдесят два; остальные двадцать два бюллетеня оказались незаполненными. Юнга разъярила полученная им пощечина. Он не сказал ничего Зигмунду, но, выходя из зала, отвел Эрнеста Джонса в угол и спросил:
– Джонс, ты оставил свой бюллетень пустым, не так ли?
– Боюсь, что да, Юнг.
– А я думал, что ты христианин!
Уэльсец Джонс был крайне чувствителен к национальным и религиозным предрассудкам. Он пошел прямо в комнату Зигмунда.
– Господин профессор, нет ли привкуса антисемитизма в этом замечании?
Зигмунд подумал о такой путающей возможности.
– Честно говоря, я так не думаю, Эрнест, Юнг – человек широких взглядов. Он уважает все религии и культуры.
– Что же, черт побери, он имел в виду тогда?
– Быть может, он ожидал, что ты проявишь христианское милосердие и проголосуешь за него, несмотря на давление твоих венских друзей?
Погода в Риме была теплой, но не душной. В первое утро после завтрака он встретил Минну в фойе, и они прошли по улицам, где жизнь уже била ключом, вдоль Виа дей Фори Империали, мимо руин старинного Форума. Перед Колизеем они повернули налево и поднялись по холму к церкви Святого Петра в цепях, чтобы взглянуть на скульптуру «Моисей» Микеланджело. Моральные раны, нанесенные Зигмунду на Мюнхенском конгрессе, были глубокими; впереди ожидались трудные времена. Но, стоя перед скульптурой, изучая рисунок пальцев, запущенных в бороду, руку, прислоненную к каменной таблице с десятью заповедями, выражение лица Моисея, описанное им впоследствии как «смесь гнева, боли и презрения», он почувствовал, что его ум просветлел. Он ощущал глубокое восхищение этим прекрасным произведением искусства. При нем была записная книжка, и он занес в нее свои первые впечатления при виде законодателя.
Каждое утро он и Минна выбирали маршрут: Палатин, площадь Кампидольо со статуей Марка Аврелия, театр Марчеллус, заложенный Юлием Цезарем, станцы в Ватикане, расписанные Рафаэлем, – или же совершали поездки на раскопки в античную Остию. После полудня и вечерами он писал введение к книге «Тотем и табу» и статью о нарциссизме. Он расширил прочитанный в Мюнхене доклад о навязчивом неврозе и для смены впечатления написал первый вариант статьи о Моисее.
Зигмунд возвратился на Берггассе к началу своего медицинского года и обнаружил, что его приемная заполнена пациентами. Первым был молодой парень, который выстрелил себе в голову и не мог объяснить, почему он это сделал. Его родители пришли вместе с ним к профессору Фрейду, чтобы выяснить случившееся, ведь парень был в добром здравии и в хорошем настроении в момент выстрела. Зигмунду не потребовалось много времени, чтобы добраться до первопричины. Старшая сестра парня вышла замуж за год до случившегося и уехала с мужем в другой город. Будучи на седьмом месяце беременности, она приехала навестить семью. Увидев свою беременную сестру, парень вышел в соседнюю комнату и выстрелил в себя. К счастью, его умение целиться было столь же ничтожным, как желание умереть. Однако его родители боялись, что он может повторить попытку.