Ярдах в пятидесяти он увидел черное пятнышко и попытался крикнуть: «Дженни, держись!», но только набрал полный рот воды. Однако ему показалось, что он слышит слабый крик, и, держа голову, он с удвоенной силой заколотил лапами. Мокрая головка с крепко прижатыми ушами то и дело исчезала под водой. Слабый голос доносился до него, и он разобрал слова:
– Питер, плыви назад!
Головка исчезла. Питер колотил по воде, но он уже не знал, куда плыть, и потерял бы Дженни, если бы кончик хвоста не высунулся из-под воды, как буек. Тогда по-человечески, не по-кошачьи Питер нырнул с открытыми глазами, осторожно вцепился зубами в полосатую шкурку и быстро выскочил наверх.
Он поплыл очень медленно, стараясь держать над водой и свою и ее голову и понимая, что долго так не проплывет. Берег был милях в двух, и Питеру в первый раз стало по-настоящему страшно. На корабль он не глядел, чтобы не видеть, как тот становится все меньше и меньше. Прекрасно понимая, что жить осталось мало, несчастный кот стал плавать по кругу; и нечаянно заметил их бывший приют.
К великому его удивлению, приют этот не уменьшался. Из трубы еще валил дым, но корабль не двигался. Сейчас он показался пловцу огромным и прекрасным, а еще прекраснее была шлюпка, поспешно двигавшаяся к ним. Сидели в ней, кроме гребцов, боцман и первый помощник.
Мистер Стрэкен закинул сачок, сооруженвый из багра и сети, победно крикнул: «Поймал!» – и, выудив кошек, перенес в лодку. Питер, еле шевеля лапами, стал выпутываться из петель, а Дженни плюхнулась на дно и лежала неподвижно. Глядя на них, первый помощник бормотал:
– Ну и чудо… Чудо природы.., – и, репетируя будущий рассказ, он перешел на возвышенный стиль. – Не в силах допустить гибели возлюбленной, отважный кот превозмог врожденную неприязнь и бросился в жестокое море…
– Проснется старик, по головке не погладит…– сказал плотник.
А бывший отшельник прибавил:
– Это уж точно… Зато вот кошечек спасли… Правда, одна подохла…
Именно этого и боялся Питер. Однако, судя по виду несчастной Дженни, отшельник был прав.
Прав был и плотник – капитан ждал их, грозный, как огромная туча. Все подбородки его тряслись, рот сжался в точку, щелочки глаз сверкали злобой.
Мистер Стрзкен сунул Питера под мышку. Из-под другой его руки висела вниз головкой бездыханная Дженни, испуская тонкую струю воды. Капитан глотнул побольше воздуха, но из уст его вырвались лишь тонкие звуки, похожие на писк.
Выслушав первую порцию риторических вопросов, мистер Стрэкен на свою беду сказал:
– Не в силах допустить гибели возлюбленной…– И так далее, до заключительной фразы:– При таких обстоятельствах я счел необходимым остановить судно, спустить шлюпку и спасти их.
– Какого черта!.. – взревел капитан. – Ради двух паршивых кошек…
– Эти кошки, сэр, – истинное чудо природы. Кто поверил бы, что кот рискнет жизнью ради любви? Но вот доказательство!
– До-ка-зательство? – еле слышно переспросил капитан. – Идиот! Это просто кошки, да одна еще и дохлая! Хоть их на выставке выставьте, ничего они не докажут.
При слове «дохлая» Питер сам чуть не умер. Мистер Стрэкен, разинув рот, пытался уразуметь доводы начальника, который тем временем приказывал:
– Идите к себе. Кошку швырните в воду. В Глазго сдадите мне дела. Вы уволены.
Питер вцепился было в руку мистеру Стрэкену, но тот не бросил Дженни в воду. Спеша обдумать, прав капитан или нет, он пошел прямо к себе, держа Дженни под мышкой. Войдя в каюту, он положил Дженни в уголок и сел к столу. Он был молод, а для молодых несправедливость нелегка.
Питер присел около Дженни. Она была такая маленькая и тихая, что из глаз его сами собой закапали слезы, соленые, как морская вода. И ему захотелось вылизать ее.
Начал он с головки, с кончика носа и лизал и мыл, в каждое движение вкладывая всю свою любовь и жалость. Мех был соленый, язык щипало. Питер очень устал, но ритм умывания околдовал его, и он лизал, словно заведенный. Сгустились сумерки, загорелся свет в каютах, но мистер Стрэкен все сидел у стола, а Питер прилежно вылизывал Дженни. Повинуясь мерному ритму, он вылизал костлявую грудку, в которой не билось сердце, худые бока, белую мордочку, места за ушами. Он лизал, лизал, лизал, и в тишине каюты слышались лишь вздохи хозяина и мягкие удары языка о мех.
Вдруг кто-то чихнул.
Сердце у Питера остановилось. Сам он не чихал, мистер Стрэкен чихнул бы гораздо громче. С новой силой ударил он языком по беленькой манишке – и ощутил слабое биение. Потом он услышал два тихих «ап-чхи» в слабый голосок:
– Питер, где ты? Жива я или нет?..
Тогда он закричал так громко, что мистер Стрэкен поднял голову:
– Жива!
Первый помощник включил свет, Дженни заморгала, чихнула еще раза два, освобождаясь от последних капель воды, и попыталась сама себя лизнуть. А Питер все не отходил от нее, умывал ее, служил ей.
Мистер Стрэкен издал странный звук, наклонился и погладил кошку.
– Вот это всем чудесам чудо!.. – сказал он.
Потом схватил Дженни на руки и выбежал из каюты.
– Капитан! – кричал он, словно ничего и не было между ними, несясь по кораблю с кошкой на руках. – Капитан! Глядите-ка!.. – Капитан вылез из каюты, и мистер Стрэкен торжественно предъявил ему Дженни. Она мяукала и старалась обернуться, чтобы увидеть, здесь ли Питер.
Капитан прекрасно знал, что и живая кошка ничего не доказывает, но припомнил, как она висела вниз головой, посмотрел на ее живые глаза, блестящий нос, пушистые баки – и в первый раз за долгое время ему стало хорошо.
По судну немедленно побежал слух, что Дженни ожила, и когда мистер Стрэкен, обернувшись, показал ее команде, все радостно загалдели и стали хлопать друг друга по спине, приговаривая: «Вот это да!..», «Ну и ну!». Отшельник предложил трижды прокричать «ура», его поддержали, и, пока гремели крики, Питер чуть не лопнул от счастья и гордости.
И капитан простил помощника, и помощник приказал коку открыть банку молока, и налил полное блюдечко, и уложил Дженни у себя, а сам стал на вахту, и Питер был с ними всю ночь. Так и застал их лоцман порта Карлайл, когда взошел на борт, чтобы вести корабль в гавань.
К тому времени, когда «Графиня» причалила в Глазго, Дженни оправилась и похорошела. Ребра у нее уже не торчали, мордочка округлилась, отчего стали меньше ушки, а шкурка сверкала и пушилась на славу. Если бы Питера спросили сейчас, он бы честно ответил, что Дженни прекрасна. Более того, она была изысканна, и все в ней – слегка раскосые глаза, гордая маленькая головка, ушки, удлиненность линий – свидетельствовало об истинной породе.
Однако после того, как они юркнули на берег, Питер стал замечать и другие перемены. Собственно, еще на корабле Дженни все чаще молчала и сидела, глядя вдаль. На берегу она поначалу оживилась, хотя самому Питеру здешние доки показались такими же, как в Лондоне. Но Дженни нашла в них какие-то отличия, а главное, сразу начала учить его. Занялись они мусорными ящиками. Вся штука в том, объясняла Дженни, чтобы ходить вокруг ящика, снова и снова вставая на задние лапы, пока крышка не откроется. Питер освоил быстро это искусство. К тому же он научился опознавать бродячих собратьев по едва заметной вмятине на переносице – именно носом они приподнимают крышки.