Когда мимо них уже проходили те, кто ничего не знал о случившемся, Дженни тяжело вздохнула.
– Что с тобой? – спросил Питер. – Разве ты не рада?
– Мне очень плохо, – ответила она. – Господи, что я натворила!
Питер подсел к ней так, чтобы касаться ее боком.
– Почему ты так грустишь последнее время? – спросил он.
Дженни нервно лизнула себя раза два.
– Питер, – сказала она, – я хочу вернуться к мистеру Гримзу, – и горько заплакала, уткнувшись в его меховой бок.
Дженни! – воскликнул Питер. – Мы поедем к мистеру Гримзу? Ох, как хорошо!
Дженни перестала плакать и еще глубже зарылась мордочкой в мех.
– Неужели ты не сердишься?.. – проговорила она.
– Конечно, нет!.. – ответил он. – Мне очень нравится мистер Гримз, а главное – ему без нас плохо.
– Не надо…– перебила его Дженни. – Не говори, мне стыдно. Никогда не забуду, как он стоял в дверях и звал нас, и просил…
– Чего ж ты злилась на него? – удивился Питер.
– Я знала, что ты прав, – ответила Дженни. – Я поступила тогда жестоко, не по-кошачьи. А ты был добрый, и ты был прав… вот я и злилась. Потому я и в Глазго сбежала… Я думала, ты отвлечешься, забудешь… Да что там, я сама надеялась забыть! И не могла!
Дженни вынырнула из меха Питера, перевела дыхание и лизнула себе бок.
– Когда я упала в воду, – продолжала она, – я решила, что это мне за грехи. Я страшно испугалась за тебя, и больше я ничего не помню… Но когда я очнулась, и ты меня лизал, и я все узнала, я решила вернуться к мистеру Гримзу, только не решалась тебе сказать. А когда мы застряли наверху, я дала себе слово: останемся живы – скажу. Люди говорят, у нас, у кошек, девять жизней. Какая чепуха! Спасешься раз, спасешься два, а когда-нибудь и не спасешься. Если бы мы могли добраться до Лондона…
– Да мы можем! – вскричал Питер. – Бежим!
– Куда? – спросила Дженни.
– На корабль! Я его видел сверху. Сегодня утром из трубы валил дым. Он вот-вот отчалит.
Дженни глубоко вздохнула от радости.
– Как хорошо, когда с тобой мужчина! – сказала она. – Бежим.
И они побежали, не по-кошачьи, не перебежками, – а впрямую, понеслись вскачь и подоспели к самому отплытию. Корабль, собственно, уже отчалил, но они взбежали по сходням, меховыми птицами перелетели с разгона несколько ярдов и опустились прямо на грудь судовому плотнику.
– Вот это да! – закричал он, падая навзничь. – Вернулись! – Питер и Дженни кинулись в камбуз. Кок тут же налил им молока, приговаривая: «Успели? Заголодали? А где билеты, крыски-мышки?» – и кормил их и кормил, а потом бросил им кость, в которую они вгрызлись с двух сторон.
До самого Лондона они только и делали, что ели и спали. Работы почти не было. Должно быть, кто-то из уцелевших рассказал, какой террор царил на корабле, и мышиная братия решила воздержаться от плавания в столицу.
До самого Лондона кошки говорили о том, как обрадуется мистер Гримз. Питеру казалось, что будет лучше, если они проникнут в дом, когда никого нет, а хозяин вернется и найдет их. Откроет дверь, а они сидят на окнах, он с одной стороны, она – с другой, под геранью. Мистер Гримз не увидит их, войдя со света, и они замяукают в два голоса. Дженни это понравилось, и они постоянно рассуждали, как будут жить все вместе в маленьком домике.
Питер как-никак был мальчиком, и ему особенно нравилось представлять себе, какие замечательные вещи есть во владениях мистера Гримза – коробки, ящики, тюки, корзины, мешки бразильского кофе, горы орехов, кипы табака. Домовитую Дженни заботило другое: как устроить все поудобней и поуютней, чтобы мистеру Гримзу лучше жилось, и как приноровиться к его жизни. Когда ты чья-нибудь кошка, объясняла она, мало поймать мышь-другую и съесть, что дадут. Нужно знать, когда хозяин встает, и ложится, и работает, и ленится, чтобы всегда быть у него под рукой; нужно знать, что он больше любит: чтобы терлись об его ноги, сидели у него на коленях или спали с ним вместе, и сам он хочет чесать тебя за ухом, или ждет, пока прыгнешь к нему и замурлычешь.
И вот они бежали к докам. Железные ворота уже заперли, был поздний вечер, но кошки просочились сквозь узорную решетку у самой земли. Дженни вскрикнула:
– Гляди!.. Нет, вот там!..
Питер взглянул и увидел вдалеке желтую точку огонька.
– Это у него, – еле дыша, сказала Дженни. – Он дома!
Когда они поравнялись с лачужкой, оказалось, что горит верхний свет, лампа без абажура. Из-за домика слышались голоса, словно кто-то спорил, но в окно никого видно не было. Ящики алой герани сторожили у дверей.
– Это радио, – сказал Питер. – Наверное, он ушел, а радио не выключил.
Дженни странно заворчала, и, обернувшись к ней, Питер увидел, что хвост ее увеличился вдвое, а пушистое жабо стоит торчком.
– Что с тобой? – крикнул он.
– Н-не знаю…– сказала она. – Ой, Питер, я боюсь!..
– А я не боюсь, – отвечал храбрый Питер, хотя не был в этом уверен. – Пойду-ка я первым. – И толкнул дверь.
В комнате было чисто прибрано, на столе ничего не стояло, словно у мистера Гримза не было еды. Герани цвели вовсю, цветы наполняли комнату сладким и острым благоуханием.
Когда глаза его привыкли к яркому свету голой лампы, Питер увидел мистера Гримза. Тот уже лег и лежал совсем тихо, выпростав из-под одеяла узловатые руки. Сердце у Питера дрогнуло, он едва не заплакал, ибо никогда не видел такого прекрасного лица.
Питер не знал, долго ли смотрит, но оторваться не мог. Когда радио замолчало, он обернулся к Дженни и сказал так тихо, как говорят над спящим ребенком:
– Видишь, спит… Мы его удивим. Проснется – а мы здесь!..
Но Питер был неправ. Мистер Гримз не проснулся.
Всю ночь напролет Дженни, забившись в угол, плакала о том, что старичок не узнает про их возвращение. Питер пытался утешить ее, но она дрожала, и было странно, что мистер Гримз спокоен и радостен, когда ей так плохо.
Лампочка светила, приемник снова ожил в шесть утра, и почти сразу послышались шаги.
– …иду я за ключами, – сказал кто-то, – а у него свет горит, радио играет…
Десятник и два докера вошли в открытую дверь.
– Постойте-ка там! – сказал десятник. – Что-то он не того… Эй, Билл! Билли Гримз! Ты чего, захворал?
– Помер он, бедняга…– сказал первый докер.
Все трое сняли шапки и нерешительно подошли к кровати, хотя уже не могли обеспокоить хозяина. Десятник обвел печальным взором тихого старика, яркие цветы, полосатую кошку с блестящими глазами и белого кота. Потом он выключил радио и погасил свет.