Август бредёт к Каролусу. Он не прочь покалякать о том о сём с этим престарелым рыцарем, хотя его жена Ане Мария давно уже не та, какой была прежде. Она заполучила своих приёмышей и вполне этим удовольствовалась. Просто удивительно, до чего изменилась столь мужелюбивая и лихая женщина. Верно, всю свою жизнь она тосковала оттого, что нет у неё детей. Она явилась на свет, чтобы стать матерью, а жизнь её обманула.
Ане Мария сидит и читает газету, которую недавно начала выписывать. Муж её тоже чем-то занят, но кивает Августу и приглашает садиться.
— Не стой в дверях, сдаётся мне, стульев у нас хватает.
— Да уж, — льстит ему Август, — стульев здесь хватает не только на двоих. Бог вам в помощь!
Каролус сидит и играет с мальчиками в разные игры. Его это занимает не меньше, чем самих ребятишек, он потихоньку впадает в детство, хотя ему навряд ли больше шестидесяти. С лукавой улыбкой Каролус прячет грифель в своих тяжёлых руках, но мальчики уже изучили все его фокусы и уловки и находят то, что он спрятал; все трое весело смеются, вытирают доску и затевают новую игру. Так они уже играют довольно долго.
— Пора кончать! — говорит Ане Мария. Она складывает газету и обращается к Августу: — Ну, Август, какие новости ты нам принёс?
— Чтоб не врать, никаких! — И тут же добавляет: — Вообще-то в море видели косяк сельди.
— Ах, если бы на самом деле так!
— Я и не сомневаюсь, что он придёт. После недавнего шторма сельдь пошла между Гренландией и Норвегией и должна в конце концов зайти к нам в фьорд.
— Да перестаньте же вы играть! — нетерпеливо говорит Ане Мария. Ей не по душе, что мальчишки не обращают на неё внимания, обычно они держатся за её подол.
— Это что ещё такое? — спрашивает Каролус. — Я что, не имею права поиграть с детьми?
Она снова обращается к Августу:
— Ты, значит, достроил свою фабрику и привёз всё, что к ней полагается? Солидное такое здание получилось.
— Да, есть на что посмотреть.
— Наверно, скоро про неё напишут в газете. Я как раз смотрела, нет ли чего.
— Да, — соглашается Август, — газета пишет и про более незначительные вещи.
— Ах, Август, Август, как это ты всё умеешь и всё тебе удаётся!
Раньше, когда, бывало, Ане Мария так говорила, это кое что да значило, и она сопровождала свои слова нежным взглядом. Теперь же она говорит только по необходимости, а вдобавок смотрит на Августа открыто и прямо, без малейших признаков нежности. Нет, она уже давно стала не такой, как раньше. Но чёрт его подери, если её и теперь нельзя пробудить к прежней жизни!
— Пошли, мальчики, помогите мне, — сказала она, поднимаясь со стула. — Нам надо сварить кофе.
Пришлось Каролусу прервать эту идиотскую игру и отпустить детей.
— Так что ты сказал? — спросил он у Августа. — Что, показалась сельдь?
— Да вот, говорят, — отвечает Август и встаёт, собираясь уйти. — Это всё, что я слышал.
— Ну, не так уж позарез нам нужна сельдь, я ж совсем недавно купил её на Сенье.
— И запирал у Фуглё, — напоминает Август. — Но если придёт сельдь, она понадобится и для фабрики тоже, а вот это нам нужно позарез. Будет сельдь, будут и заработок, и деньги, и работа для всех.
— А что ты стоишь? Уж не хочешь ли ты уйти? Выпей с нами кофе! Да, заработки — это для многих хорошо, особенно для бедняков, у которых каждый шиллинг на счету. Но что до меня, то я не могу взвалить на себя больше дел, чем у меня есть. И чего ты так спешишь? Вернись и сядь, — говорит он стоящему в дверях Августу.
Август проходит на кухню, без церемоний открыв дверь. Ане Мария поднимает глаза, сразу догадывается, зачем он пришёл, отступает назад и тихо спрашивает:
— Чего тебе здесь надо?
— Сама догадайся.
— Мальчишки вышли принести дров и сейчас вернутся, — говорит она.
— Не вернутся! — Он ничего не видит и не слышит, он обхватил Ане Марию, хочет бросить на кучу хвороста, но встречает сопротивление.
Ане Мария говорит самым решительным тоном:
— А ну, убирайся отсюда! — На него это не действует, и она с силой толкает его к стене. Но поскольку именно в эту минуту возвращаются мальчики и глядят на них во все глаза, им обоим приходится рассмеяться и сделать вид, будто они так шутят.
— Чёрт подери, до чего ж ты сильная! — говорит Август.
— Да не жалуюсь! — отвечает Ане Мария. — А вы молодцы, ребятки, что принесли так много дров, больше не надо, теперь можно сварить кофе, — говорит она и водружает котелок на треногу. Возможно, ей жалко Августа, гостя, который стоит у дверей и собирается уходить, о, Ане Мария вполне понимает, что творится у него на душе, она сочувственно улыбается и снова качает головой. — Поздно уже нам с тобой, — говорит она, — не надо выставлять себя на посмешище.
Август:
— А осенью, выходит, было ещё не поздно?
— Осенью? А где ты, спрашивается, был осенью? В отъезде. Оно и хорошо, потому что у меня появились другие заботы. Дело в том, что мы с тобой больше не годовалые телята. Наше время прошло. А теперь вернись в комнату и выпей с нами кофе. Кофе весьма полезен для людей в нашем возрасте.
Ну что тут оставалось делать? Он и пошёл вслед за ней, но по пути успел шепнуть:
— Ничего, я ещё с тобой совладаю.
— Даже и не пытайся! — отвечала она.
Впрочем, он и сам понимал, что она для него потеряна. Ане Мария сгорбилась и потому ходила теперь, задрав голову. Она была женщиной, которая осмелилась не торопиться с помощью человеку, увязавшему в болоте, и человек этот ушёл на дно. И она же приняла приговор, вынесенный судом и людьми.
Воротясь в комнату, мальчики рассказали, что мать боролась с Августом на кухне и одержала победу.
— Да, я видел, — сказал Каролус, — и ей удалось снова затащить Августа в горницу.
Он был доволен, что Август вернулся, и завёл с ним разговор о том, как он закупал сельдь на Сенье:
— Господи помилуй, две четырёхвёсельных лодки, сперва одна, потом другая, и обе полны доверху, отборная сельдь, сельдь первого сорта, и плевать, во что это мне обошлось!
Разговоры, пересуды, но Август слушал, не забывая при этом о своём. Вообще-то он пришёл, чтобы опять просить Каролуса о помощи, маленькая интерлюдия на кухне была всего лишь дурацкой выходкой, чтобы потешить себя, и не имела ни малейшего отношения к делам.
Он получил даже несколько чашек кофе и в придачу — долгий разговор, он кивает на всё, что ни скажет Каролус, и проявляет большое уважение, Каролус со своей стороны не может отказаться от такого внимательного слушателя.
— Чего это ты сидишь на табуретке? Сядь в кресло! — говорит он, и Август пересаживается в единственное кресло и всё слушает, слушает...