Нравилось ли это пташкам? О, конечно. Он сам во всяком случае обнаруживал при этом добрую волю, а бог ценит прежде всего человеческое сердце.
С божьей помощью он сделался человеком, способным отказаться от денег и от Маммона [9] . И что же? День шёл за днём, а он не терпел недостатка ни в еде, ни в платье, и он не думал о завтрашнем дне, хотя когда горная дорога будет достроена его место мастера на все руки упразднится.
Зато ему было гораздо труднее совладать со своей влюблённостью: благочестие тут помогало так же мало, как и презрительное отношение. Боже, что это было за состояние! Он сам не находил, что роль любовника не подходит к нему, — настолько ещё молод и жив был этот старец. И он мог вполне прилично прокормить и жену и детей, если только его место мастера на все руки не будет ликвидировано. Ей будет хорошо у него, он не намеревается быть скупым и отказывать ей в том, на что она в праве рассчитывать. А злосчастная разница в возрасте, которая якобы должна была стоять между ним и Корнелией, при некотором усилии с его стороны может быть забыта. Разве никогда прежде не бывали такие случаи? Разве он не читал в газетах или не слыхал во время своих странствий куда более разительные примеры? А юные девушки, которые давали себя обвенчать со старцем на смертном ложе, чтобы потом наследовать ему? Август содрогался при мысли о такой извращённости. Подумать только — на смертном ложе!
Осе была права: он желал получить девушку. И малейший пустяк воспламенял его ревность и делал его безумным. Беньямин стоял и вырезывал однажды на коре берёзы возле горной, дороги свои и Корнелии инициалы. Подошёл Август и отдал приказание тотчас счистить эти буквы, угрожая в противном случае прогнать его со службы. Беньямин подчинился и только сказал:
— Но ведь между нами почти уже всё слажено!
И после этого он рассказал своему старосте, весь сияя от удовольствия, что он подарит Корнелии, когда как-нибудь вечером пойдёт в Южную деревню, серебряное сердце на цепочке.
Август вскипел:
— Но ведь я же говорил тебе, чтобы ты женился на какой-нибудь девушке из Северной деревни!
— Как же, — припомнил Беньямин, — но из этого ничего не выходит. Я женюсь на Корнелии.
— В таком случае я могу сообщить тебе, — сказал Август, — что как только ты отдашь это сердце Корнелии, она в тот же день отдаст его Гендрику.
Но и тут у Августа ничего её вышло.
— Этого я не думаю, — сказал Беньямин.
Если бы Беньямин не был совершенно необходим на стройке дороги как раз теперь, Август прогнал бы его.
Этот юноша из Северной деревни причинял Августу много неприятностей своим упрямством и нежеланием отстать от девушки. Он дал этому юноше хорошо оплачиваемую работу, но видел ли хоть каплю благодарности? Он пригрел змею на своей груди. Этот парень, вырезывавший буквы на деревьях, вероятно, вырезал их и на цементном полу в здании кино. И когда цемент застынет, они останутся там навеки. Он непременно исследует это при первой же возможности. Совсем другое дело, если вырезать несколько заветных букв на цементных стенах гаража. Они были спрятаны в укромном уголке и означали как бы приветствие, но Беньямин уж, конечно, выставил свои на видном месте. Чёрт знает что за манера у этого парня — всюду совать свой нос!
Августа огорчало, что ему приходилось столько времени тратить на Беньямина и соперничать с ним. Это делало его мирским и беспокоило его во сне; ему приходилось каяться в этом. В воскресенье он пошёл в школьный дом в Южной деревне и присутствовал на проповеди самого крестителя. Ему было неприятно и тяжело, он сел как можно дальше и избегал знакомых, но кругом их было много. Корнелия была там же, но она не видала его. Гендрик был там же, Гина из Рутена, которая пела. Август не нашёл ничего, чтобы возразить на проповедь: она вполне совпадала с писанием и заключалась главным образом в призыве придти сейчас же в милосердные объятия господа.
— Заметьте, добрые люди, — говорил оратор, — солнцеворот уже давно прошёл, и мы не можем больше надеяться на хорошую погоду и на тепло. Я хочу посоветовать всем, кто до сих пор только думал об этом, чтобы они пришли и крестились сегодня же. Сейчас двенадцать часов, через час начнётся крещение.
Слишком мало оставалось времени, и Август отправился домой.
Но когда он прошёл уже мост, он передумал, он решил, что неразумно откладывать, иначе он рискует не креститься вовсе. И он вернулся.
Ему пришлось идти вместе с другими, которые направлялись к той же цели; между прочими Блонда и Стинэ, девушки из имения. Августу было неприятно, что они видят его, но он был рад, что по крайней мере рабочих не было поблизости. Зато пришли и Корнелия и Гендрик, которые хотя и были крещены, но ещё раз захотели присутствовать при святом крещении.
— Что я вижу? — сказала Корнелия. — Вы тоже собираетесь креститься?
— Я начинаю немного подумывать об этом, — отвечал Август.
В сущности, он ничего не имел против нового крещения, отнюдь нет. Ведь никто ничего не знает наверное, может быть, и стоило креститься. Разве Корнелия и целый ряд других лиц не сделались благочестивыми и не крестились? Почему же именно ему не проделать того же?
Одним словом, он пошёл вместе с другими.
Резкий ветер дул со стороны водопада, и летели холодные брызги; хотя солнце и светило, погода всё же была самая подходящая для непромокаемого пальто и зюйдвестки. Август стал колебаться. Корнелия следила за ним.
Когда пришла его очередь, креститель сказал:
— Сними башмаки!
Август не мог остановиться на полдороге, он снял чулки и башмаки и засучил штаны до колен.
— Сними куртку, сними жилет и сними рубаху! — торжественно и важно провозгласил проповедник.
Август послушался. Затем они оба вступили в воду, и при троекратном погружении в воду Август крестился.
Было невыносимо холодно.
Август вытерся как можно суше и оделся. Корнелия всё время не спускала с него глаз; она сперва не доверяла ему, теперь ей пришлось поверить. Она очень мило подошла к нему и приготовилась идти вместе с ним.
Август был сконфужен, он сказал:
— Ну, что же ты думаешь теперь?
— Что я думаю?
— Ну да, вообще. Это единственное необыкновенное происшествие в моей жизни, хотя я и много странствовал по белу свету.
— Ещё бы!
— Но было очень холодно. Если б я крестился в Таити, там куда теплее, — сказал Август, щёлкая зубами.
По её мнению, он справился с этим не хуже остальных крестившихся.
— Все остальные гораздо моложе. А я ведь старая посудина, как ты знаешь.
Она с этим не соглашалась.