Наконец Эдеварт решается: А ты ещё хотел купить этот карбас!
Да, отвечает Август, но то было раньше. Неужели ты не понимаешь? Раньше я мог купить его, потому что у меня были деньги.
Что-то не верится, хотел сказать Эдеварт, но промолчал. Что он теперь должен думать о своём товарище? Конечно, он видел, что Август слишком бесшабашно тратит деньги. Ну сколько он мог заработать на продаже шкур? Не больно-то много, настоящего богатства они ему всё равно бы не принесли; даже если его бумажник и распух от далеров, до конца жизни их ему никак не хватило бы, а уж покупать золотые цепочки и кольца!..
У тебя остались деньги? — спросил Август.
У меня? Откуда?
Ты должен помочь мне. А я отдам тебе мою новую куртку.
Столько у меня нет, сказал Эдеварт.
Они пересчитали деньги Эдеварта, и Август сказал: Ладно, бери куртку!
Эдеварт: Зачем продавать куртку за бесценок!
Август, лёгкомысленно и щедро: Тебе она нужнее, чем мне.
Нет, Август не разбогател после этой поездки, и если он надеялся утереть нос полленским парням, то теперь ему пришлось расстаться с этой мечтой. Тем не менее к нему постепенно вернулось хорошее настроение: неприятностей пока вроде нет, он может расплатиться за карбас и даже сохранил своё золотое кольцо и гармонь, что, по мнению жителей их бедного селения, было совсем немало; к Августу вернулся аппетит, и он сказал, что не прочь отведать того, что Эдеварт припас им в дорогу. Да, он окончательно пришёл в себя. Когда они к утру добрались до Вест-фьорда, задул попутный ветер и им больше не пришлось браться за вёсла.
Чем ты будешь заниматься летом? — спросил Эдеварт. Что-нибудь придумаю, бодро ответил Август. Почему ты спросил об этом?
Я тоже ещё не знаю, чем бы заняться, ответил Эдеварт.
Август задумался, он сидел на шкотах, и, пока они шли одним курсом, делать ему было нечего; казалось, он клюет носом. Чем я займусь летом? — вдруг спросил он. Никак ты тревожишься за меня, Эдеварт? Не стоит!
Эдеварт не был уверен, что у его товарища такой уж большой выбор, но промолчал.
Неожиданно Август вымыл в море руки и тщательно вытер их о штаны, потом схватил гармонь и заиграл бодрый марш. Эдеварт воскликнул: Вот не думал, что ты умеешь играть!
Август сплюнул в море: Только помалкивай об этом дома!
Эдеварт с восхищением смотрел на товарища, Август никогда не говорил, что умеет играть, вот удивительный человек, второго такого не сыщешь — полоумный, безумец, но парень что надо. Кто его поймёт? Не он ли по дороге на ярмарку вёл себя как последняя баба, не он ли плакал от страха, когда налетел шторм с градом? Не он ли признался во множестве грехов и проступков, совершённых им во время скитаний? И вот тот же самый человек сидит здесь и играет замечательные мелодии, какие только можно услышать на танцах или на свадьбе, а напоследок даже спел английскую песню. Воистину, у этого человека полно талантов!
Мне приходилось играть и для важных господ, и для простых людей, сказал Август.
Где ты этому научился?
Август пропустил вопрос мимо ушей и продолжил: Однажды я играл для короля.
Не может быть!
Для одного короля в Задней Индии . Он был чёрный, и изо рта у него торчали клыки, его окружала свита из нескольких тысяч охотников на людей, но мы с ним поладили. Бывало он говорит: Сыграй мне какой-нибудь танец, Август.
Как его звали?
Капхаварипейлинглог.
Как-как? Таких имён не бывает!
А у него было! — гордо сказал Август. Капхаварипейлинглог. А какие у него были серьги! Они висели до плеч и были сделаны из человеческих зубов, принадлежавших его врагам. Я подарил ему свою гармонь.
Отдал гармонь?
Август лукаво улыбнулся: Должен признаться, Эдеварт, что я отдал её не задаром. Взамен я получил много сундуков, притом не пустых.
У Эдеварта от удивления вытянулось лицо: Много сундуков... чего?
Не спрашивай! Я не из тех, кто хвастается такими вещами, ответил Август. И мне не хотелось бы, чтобы ты разнёс это по округе. Эти сундуки стоят в столице Задней Индии [10] и ждут, когда я за ними приеду.
Эдеварт: Ты всё это выдумал?
Выдумал? Разве я тебе когда-нибудь врал? А ты мне поверишь, если я покажу тебе ключи от тех сундуков? — С этими словами Август вытащил из кармана большую связку. В ней было восемь ключей и один штопор.
Эдеварт онемел от удивления. Август ни разу и словом не обмолвился, что у него в Задней Индии хранится восемь сундуков. Эдеварт только теперь узнал об этом. Он сдался.
Так уж сложилось, что жизнь в этом бедном селении протекала словно в полусне. Никаких успехов, никаких устремлений, люди жили одним днём. Небольшие клочки земли были заняты покосами, картофелем и ячменем, летом скотину выгоняли на пастбища, зимой держали в хлеву, всё было вечным и незыблемым. Дети учились тому, что знали их отцы, ни больше ни меньше; так шли дни, так шла жизнь. Зимой мужчины уходили на Лофотены на промысел, осенью убирали урожай, это было их дело, остальное время в счёт не шло, а чем ещё они могли бы заняться? Лоботрясы и лодыри по натуре, праздные, сонные и голодные, они слонялись из дома в дом и точили лясы. В церковь ходили только затем, чтобы узнавать новости.
В соседних селениях по весне у людей всегда был небольшой, но верный заработок — там на прибрежных скалах сушили рыбу, которую рыбаки привозили с лофотенского лова. На скалах работали и взрослые и дети, и каждый хоть немного, да зарабатывал, что давало лишний шиллинг на муку или кофе. Здесь же в селении никто не озаботился очистить скалы от вереска и мха и сделать их пригодными для сушки рыбы. Стыд и срам, недоступные пониманию, и Август однажды высказал своё мнение по этому поводу: а не взяться ли им всем миром и не очистить ли скалы от их скудной растительности? Мужчины могли бы управиться с этим за несколько дней, он и сам примет участие в этой работе.
Ему никто не ответил. Люди отвернулись и, ворча, занялись своими делами, вот ещё, не хватало, чтобы Август учил их, как жить! Однако Каролус, муж Ане Марии и хозяин карбаса, счёл это неглупой затеей: разве в соседних селениях не поступили именно так, разве несколько лет тому назад тамошние мужчины не взялись и не расчистили свои скалы? Теперь у них скалы пригодны для сушки рыбы на веки веков. Может, оно и так, но в нынешнем году уже поздно чистить скалы, ответили ему. Другое, не менее важное, возражение заключалось в том, что среди них нет человека, знающего толк в сушке рыбы и способного руководить этой работой, а коли так, зачем же им чистить скалы? Август заявил, что умеет сушить рыбу.
Ты? — удивились люди. Я бывал на Ньюфаундленде, ответил он. А где, интересно, ты не бывал? — спросили они.