Папст грустно покачал головой — что поделаешь мир несовершенен, — а потом начал уговаривать возмущённых парней: пусть этот торгаш убирается на все четыре стороны, чтобы и духу его здесь больше не было, нечего ему здесь делать! А вы попросите часовщика привести ваши часы в порядок, сказал он парням, это вам станет недорого, зато вы будете при часах!

Что, чинить новые часы? Да это неслыханно! — не унимались парни. Часы остановились сразу, как мы их купили, они и шли-то, только пока он тряс их!..

Да-да! Папст от души сочувствовал парням, продолжал уговаривать их и напутствовал такими словами: Нельзя покупать часы у первого встречного, покупайте только у Папста. Папст вас не обманет!

Эдеварт вернулся домой и больше уже никуда не выходил. Хватит с него! Он опять заглянул за ограду: там не было ни большого зеркала, ни золоченых вещей, там был только мир, в котором все старались обмануть друг друга...

Август вернулся в конце дня. Он продал ещё не всё, но сундучка у него уже не было, и оставшиеся украшения он рассовал по карманам. Сундучок пришлось выбросить, сказал он, так уж получилось. Ну и дыра этот город, помоги нам, Господи, поскорей выбраться отсюда! Надо уезжать, Эдеварт, и, если можно, нынче же вечером!

Вечером мы не можем уехать.

Август рассказал: Я продал тому капитану несколько дорогих вещиц, он живёт далеко за городом, и я еле выбрался оттуда. На обратном пути мне попался один большой дом, и я сунулся туда. А это оказалась школа. Чёрт меня понёс в эту школу! Ко мне вышел директор. Я объяснил, что я русский и хотел бы кое-что продать. Но он лишь мельком глянул в мой сундучок, потому как у директоров школ, сам знаешь, денег не водится. Ага, говорит, ты русский, очень интересно, садись, пожалуйста, я был директором школы в Хаммерфесте и немного знаю твой язык! И, представь себе, заговорил со мной по-русски! Чёрт бы его побрал! Я и кивал, и улыбался, и осенял себя крестным знамением, но он всё пытался что-то у меня узнать, а что я мог ответить ему? Я говорил «хотетьещё» и всякие другие хитрые слова, но он ничего не понял и покачал головой. Конечно, у меня был с собой револьвер, но не мог же я застрелить человека только за то, что он знает русский, потому я махнул рукой, захлопнул свой сундучок и хотел уйти. Однако директор загородил мне дорогу — что-то ему от меня было нужно, и я испугался, что он сдаст меня полиции. Я и сейчас этого боюсь.

А куда ты дел сундучок? — спросил Эдеварт.

Август: На бегу я выгреб из него все украшения и рассовал их по карманам, а сундучок выбросил, чтобы меня по нему не опознали. Поверь, я поступил правильно! Жаль, что я не выдал себя за малайца или сиамца, ведь я знаю и эти языки. Так ты думаешь, мы не сможем уехать сегодня?

Нет, ответил Эдеварт. Но ведь ты не совершил никакого преступления, разве не так?

Август: Какое преступление! Что я такого мог совершить? Я даже револьвер не вытащил! Август никак не мог успокоиться; он давно не ел и хотел бы поужинать, однако не осмелился покинуть постоялый двор и лёг голодный.

Друзья благополучно вернулись в Тронхейм, и на душе у Августа полегчало. Как-никак бумажник его был набит деньгами, да и поездка в общем удалась. Так в чём же дело? Не всё получилось так, как я задумал, сказал он.

Да, не всё: богатства, которым можно было бы похвастать, он не нажил. У Эдеварта желания были скромнее, но Август только презрительно фыркнул в ответ, у него были большие планы: он собирался сделать какое-нибудь выгодное приобретение, а потом продать во много раз дороже. Деньги же, вырученные на ярмарке в Левангере, сущие пустяки! Дай Бог, чтобы их хватило зиму прожить. А хозяйка лавки, которой Эдеварт отнёс дюжину коробок сигар, до сих пор не может за них расплатиться. Дюжина коробок для Августа большая потеря. Хозяйка, конечно, пыталась отдать свой долг, но... Нет, сказал Август, надо опять что-то придумать!

Давай пойдём зимой на север, предложил Эдеварт.

От удивления Август даже рот открыл, но, помолчав, сказал: И как тебе такое взбрело в голову? Да я весь мир объездил! К тому же я ещё не списан с барка, он стоит в Тронхейме и должен сделать ещё один рейс в Ригу.

Значит, ты снова пойдёшь на барке?

Да, я уже всё обдумал. Только теперь я поступлю иначе: закуплю побольше товара и сам зафрахтую целое судно. Что скажешь? То-то все удивятся! Август повеселел и опять начал хвастаться.

А как ты продашь свой товар? Даже то немногое, что у тебя было, ты с трудом продал в Левангере.

Как продам? Не тревожься, есть ведь и другие ярмарки.

Ну что ж, только смотри, не пожалел бы ты потом об этом, помолчав, сказал Эдеварт.

Но эти сдержанные слова лишь усугубили упрямство Августа: что этот птенец понимает в делах? Август сердито отвернулся от Эдеварта — да как он смеет донимать его в такую минуту и сеять сомнение в его душе!

Друзья провели вместе ещё два дня; пока барк загружали вяленой рыбой и разным другим грузом, они сходили в город и продали оставшиеся украшения, оба вели себя чинно, даже посетили церковь и музеи; они обошли весь город, и ничто не укрылось от их глаз. В гавани Август рассказал Эдеварту всё, что знал о портовых пакгаузах; вот бы Кнофф из Фусенланнета послушал сейчас, как он рассуждает о причалах!

Да, Август вёл себя чинно. Теперь, когда его бумажник был набит деньгами, он не позволял себе лёгкомысленных пирушек на берегу. Вот если бы денег было мало или их не было вовсе, тогда бы ему ничего не стоило за один день спустить всё своё матросское жалованье, а потом мучиться с похмелья, но ведь матросское жалованье для того и существует, его не откладывают на будущее — гулять так гулять! Бумажник с деньгами — совсем другое дело!

VII

Друзья расстались, и Эдеварт вернулся обратно в Фусенланнет, его тянуло туда, к тому же он оставил там свой мешок.

Господи, но кое-что он всё же забыл сделать в Тронхейме! Да-да, он отдал чужим людям подарки, которые вёз из Бергена своим домашним, — красивую одежду для матери, обувь и разные мелочи для сестёр, всё это он раздарил в Доппене. И ни разу за это время он не написал домой и не послал денег отцу. В Тронхейме эту оплошность можно было исправить, послав домой большой пакет, а ещё лучше, целый ящик, он же забыл об этом, иногда это всплывало в его памяти, но всякий раз он откладывал на потом и в конце концов насмерть забыл... Теперь же, вспомнив, Эдеварт аж застонал, стыд ему и позор, домашние, верно, до сих пор ждут от него весточки, отец, усталый, молчаливый, погруженный в свои мысли, мать, кроткая, терпеливая, с нежностью думающая о сыне: может, сегодня придёт от него письмо! Брат Йоаким уже конфирмовался, вот кто, надо думать, вытянулся и вырос из всей одежды, как бы он обрадовался новой куртке!..

В торговом посёлке Кноффа у Эдеварта спрашивали, останется ли он здесь? Этого Эдеварт ещё не знает, он приехал за своим мешком. Но задержался на воскресенье и понедельник. Пришёл Кнофф. Кого я вижу, ты снова у нас? — спросил он. Да, ответил Эдеварт. Больше не было сказано ни слова. Кнофф ушёл, большой и важный.