– Премного благодарен, – сказал Отис.
– Ездить верхом умеете? – спросил Нед.
– Я прожил на арканзасской ферме порядочно годков, – сказал Отис.
– Ездить верхом умеете? – повторил Нед. – Мне без надобности, где вы прожили или проживаете.
– Ну, это, как говорится, зависит, – сказал Отис. – Я задумал уже сегодня уехать домой. И давно был бы уже в Киблите, штат Арканзас, уже сейчас был бы. Но моя планы изменили, не спросясь меня, так что я еще не решил, что мне делать дальше. Сколько вы заплатите жокею?
– Отис! – сказала Эверби.
– Об этом покамест еще рано говорить, – сказал Нед так же спокойно, как Отис. – Сперва надо три раза на нем проскакать и уж не меньше двух выиграть, тогда и поговорим, сколько будет причитаться жокею.
– Хе-хе-хе! – даже не улыбнувшись, сказал Отис. – Выходит, никто ни шиша не получит, пока ты не выиграешь – ты, а не кто другой. А сам ничего не можешь, чужого дядю на конягу сажаешь, меня, а не кого другого, так?
– Отис! – сказала Эверби.
– Правильно, – сказал Нед. – Мы тут все на паях работаем, чтобы потом было что делить. Вот и вам вместе с нами тоже придется подождать своей доли.
– Угу, – сказал Отис. – Я уже насмотрелся, как делят доходы от хлопка в Арканзасе. Беда в одном, – кто свой труд вкладывает, тот малость меньше получает, чем кто доходы делит. Вкладчик свою долю получает после дождика в четверг, потому что даже и не знает, где ее искать. Так что я теперь свое авансом беру, а вы потом делитесь как хотите.
– Сколько ж это выходит? – спросил Нед.
– А тебе это сейчас ни к чему знать, ты пока что на первых скачках не поставил, не говорю – выиграл. Но все равно, могу и сказать – по секрету, как говорится: десять долларов.
– Отис! – сказала Эверби. Она шевельнулась, крикнула: – И тебе не совестно?
– Погодите, мисс, – сказал Нед. – Я сам с ним договорюсь. – Лицо у него было усталое, не больше. Не спеша он вытащил из заднего кармана мешочек из-под муки, развернул, вынул оттуда потертый кошелек и открыл его. – Давай руку, – сказал он Ликургу, и тот протянул, и Нед медленно отсчитал ему в ладонь шесть мятых долларовых бумажек и горсть мелких монет разнообразного достоинства. – Тут не хватает пятнадцати центов, но мистер Бун Хогганбек добавит.
– До скольких добавит? – спросил Отис.
– До скольких вы сказали. До десяти долларов, – сказал Нед.
– Ты что, оглох вдобавок, – сказал Отис. – Я сказал – двадцать. – Тут зашевелился Бун.
– Сволочь, – сказал он.
– Погодите, – сказал Нед. Без малейшей запинки он стал перекладывать из Ликурговой ладони в кошелек сперва мелочь, монету за монетой, потом мятые бумажки, потом защелкнул кошелек, положил его в мешочек, а мешочек сложил и сунул в карман. – Значит, решили отказаться, – сказал он.
– Ты мне недодал… – начал Отис.
– Мистер Хогганбек как раз думал добавить вам, – сказал Нед. – Что ж вы прямо не скажете, как полагается мужчине, что не будете скакать на этом коне? Никто вас не спросит – почему. – Они смотрели друг на друга. – Давайте, говорите начистоту.
– А чего ж, – сказал Отис – Не желаю – и все тут. – И еще кое-что добавил – похабное, это было в его натуре, злобное, и это было в его натуре, совершенно ненужное, и это тоже было в его натуре. Да, тут не помогало и знание этой самой натуры, Отис все равно милее не становился. На этот раз Эверби схватила его за руку. Она больно дернула его, он огрызнулся. Скверно выругался. – А ну, полегче! Не то смотри, как бы я еще чего не сказал.
– Только знак подай, и я из него душу вытрясу, – сказал Бутч. – И даже не для удовольствия, а из принципа. Как это Красавчик так долго терпел и ни разу шкуру с него не спустил?
– Нет! – сказала Эверби Бутчу. Она все еще держала Отиса за руку. – Следующим же поездом отправишься домой.
– Чего кудахчешь? – сказал Отис – Когда б не ты, так я уже сейчас был бы дома. – Она отпустила его.
– Ступай и жди в дрожках, – сказала она.
– Ну нет, так рисковать нельзя, – скороговоркой сказал Бун. – Придется тебе поехать с ним. – Он добавил: – Ладно. Езжайте все в город. К вечеру пошлете дрожки за мной и Люцием.
И я понял, что это значит, какое решение он все время напряженно искал и вот нашел. Но Бутч перехитрил нас: самоуверенный рыболов позволял рыбке самой прыгнуть на сковородку.
– Отлично, – сказал он. – Потом пошлешь дрожки за нами. – Эверби и Отис ушли. – Ну, с этим кончено, а вот кто будет жокеем?
– Этот парнишка, – сказал Нед. – Он и одной рукой справится.
– Хе-хе-хе! – сказал Бутч. На этот раз он вправду засмеялся. – Я видел прошлой зимой, как скачет эта лошадь. Может, ее можно разбудить одной рукой, но чтоб она обскакала лошадь полковника Линскома – на это ни у паука, ни у сороконожки рук не хватит.
– Может, вы правы, – сказал Нед. – Вот мы это и проверим сейчас. Сынок, – сказал он Ликургу, – дай-ка мне сюртук. – До сих пор я никакого сюртука не видел, но тут он вдруг оказался в руках у Ликурга, так же как и прут. Нед взял то и другое, надел сюртук, потом сказал Буну и Бутчу: – Станьте вон там, где дядюшка Пассем уже стоит, в тенек под деревьями, тогда Громобой не увидит вас и отвлекаться не будет. Давай ногу, – сказал он мне. Мы так и сделали. То есть Нед подсадил меня, а Бун, и Бутч, и Ликург стали под деревьями рядом с дядюшкой Паршемом. Хотя утром мы проскакали всего три круга по выгону, дорожка была уже проложена, и даже если для моих глаз она неразличима, Громобой ее увидит. Нед поставил его на то место, откуда мы утром стартовали. Говорил он лаконично и спокойно. Теперь он уже не был черномазым пустобрехом – да и никогда не был, если имел дело со мной или с людьми своей расы.
– В завтрашней дорожке всего полмили, так что придется скакать два круга. А сейчас держись так, будто это уже скачки, чтобы завтра, когда он увидит настоящую дорожку, ему было понятно, чего ожидать и что делать. Ясно?
– Да, – сказал я. – Сделать два круга…
Он протянул мне прут.
– Заставь его идти во всю прыть, изо всех сил. Огрей разок, когда он совсем и не ждет, но потом больше не трогай, пока не скажу. Заставь идти быстро, горячи шенкелями, голосом, но не суетись: крепко сиди, и все. Держи в уме, что тебе надо сделать два круга, старайся, чтобы и Громобой это помнил. Ну, как ты работал с Маккаслиновыми жеребцами. С этим так не выйдет, но на то тебе и прут даден. Но не пускай его в ход, пока не скажу. – Он повернулся ко мне спиной, расстегнул сюртук и начал копаться в кармане, – видно было только, как его руки перебирают что-то очень мелкое; внезапно до меня донесся запах – слабый и вместе острый; теперь мне удивительно, что тогда я не узнал этого запаха, но у меня просто не хватило времени. Нед снова повернулся лицом и, как утром, когда он уговаривал коня войти в вагон, ласково дотронулся до его морды, секунду, не больше, поглаживал, потом отступил. Громобой было потянулся за ним, но я осадил. – Пошел! – сказал Нед. – Хлестни его.