Так, рассмотрим Злату поближе… Да, красавица, конечно же, кто бы сомневался. Рост, фигура, лицо, волосы, не женщина, а ледяной глянец. А еще она похожа на розовый аппетитный леденец на палочке. Из тех, из нынешних, которые на вид сладкие, и лизнешь — тоже сладко, а на самом деле — один вред здоровью. А может, у нее от страха такая ассоциация образовалась? Как защитная реакция. А может, не от страха, а от зависти, чего уж греха таить. К тому, что — жена… Жена Павла…
— Здравствуйте, Злата Юрьевна. Мне нужно с вами поговорить.
— Да, я это уже поняла. Присядьте, пожалуйста, вот сюда.
Царственный жест в сторону ротангового креслица, быстрый оценивающий взгляд. Небрежно — волосы за спину. Шикарные волосы, произведение парикмахерского искусства. Подождала, когда она усядется, села сама, немного нервно закинула ногу на ногу.
— Простите, кофе не предлагаю, у домработницы выходной. Тем более у нас мало времени, я тороплюсь. Слушаю вас. Кстати, представьтесь, пожалуйста.
— Да, да, конечно… Меня зовут Мария Сергеевна, но можно просто Маша…
Ну вот, уже и растерялась от холодного приема. И лицом засуетилась, и голосом задребезжала. И это, сказанное торопливо-извинительно — «просто Маша»… Все, тихо. Не надо суеты и испуга. Надо спокойно сесть и плечи расправить, не дергаться складыванием ноги на ногу и ладонями по коленке не трепетать. И застывать не надо, будто тебя от страха кондратий хватил. Хотя и трудно, зараза… Трудно выбрать спокойную достойную середину. Где ты, спасительная энергия внутреннего усилия? Дай смелость смотреть в эти глаза… В надменные, вежливо-холодные.
А на какой прием она рассчитывала? У женщины муж из дома сбежал, ничего толком не объяснив, а тут еще какая-то «просто Маша» на голову свалилась. Все ж понятно, в общем.
— Я слушаю вас, Маша. Говорите. Только очень коротко и по делу.
— Ну, если по делу… Даже не знаю, как приступить. В общем… Я думаю, вы должны знать правду, Злата. Павел не ушел от вас к другой женщине, это неправда. Он вас обманул… Он не захотел, чтобы вы знали… Ой, как мне трудно это говорить, но что делать… В общем, он болен, у него четвертая стадия рака. Он… Он умирает, понимаете? И он ушел, потому что… Он решил умирать один. Вот, собственно, и все. Извините, что я так сумбурно… Но вы сами просили — коротко и по делу. И я подумала — вы должны знать все, как есть. Потому что это несправедливо даже по отношению к вам… Вы жена, и потому…
— Да, я жена. А вы кто?
Вопрос прозвучал слишком резко, как выпад. Она подняла глаза, поморгала растерянно. Неужели эта Злата не поняла, что ей сказали? Может, суть не дошла? Сознание отказывается принимать?
— Так кто вы? Чего молчите? Или с более-менее приличным статусом определиться не можете?
— С каким… статусом? Вам родословная моя нужна, что ли? Но зачем? Я же просто приехала с вами поговорить. Вернее, сообщить. Я из другого города ехала.
— А, ну теперь понятно более-менее. Вы какая-то его летучая подстилка, да? Командировочная подружка? Кстати, с ним иногда случается, тянет на таких дворняжек, чтобы восхищались и в рот смотрели! Он что, своим присутствием вас осчастливил, да? Заполнил божественным светом однушку в хрущобе?
Она точно задохнулась болью. Будто получила резкий удар в солнечное сплетение. Потом боль сменилась удивлением, даже обиды не было. Наверное, по обиде тоже попало, еще не успела очухаться.
— Ну, знаете… — залепетала она тихо, качая головой из стороны в сторону, — я бы вас попросила вообще-то… Конечно, можно списать на неожиданность. Вы не готовы были к этой информации… Нет, вы хоть поняли, что я вам сейчас сказала? Что ваш муж болен? Смертельно болен, у него четвертая стадия рака? Вы понимаете, что он решил умирать один? Вне дома, без вас?
Злата откинулась на спинку кресла, прищурила глаза, глянула вдаль, меж стволов сосен. Пальцы нервно теребили подлокотник, но лицо было спокойным. Казалось, мимика этому холеному лицу вообще чужда. Натянутая гладкая маска, а не лицо. А может, ему вообще мимика противопоказана? Ну, чтобы холеную гладкость не беспокоить? Может, и разговор можно считать законченным, а на ее вопросы прекрасная Злата и не собирается отвечать?
Хотя нет, встрепенулась вроде… Подалась к ней всем корпусом, глянула хищно в глаза, близко-близко:
— Ладно, давайте прямо! Как вас там… Мария, да? Скажите, Мария, а вам-то какой в этом интерес? На завещание рассчитываете, да? Может, и с нотариусом уже сговорились? Так вот что я вам сообщу, Мария. Можете ни на что не рассчитывать, все имущество записано на меня и на моего сына. У Павла ничего нет. Ему самому так удобно было — ничего не иметь. Так что…
— Я ни на что не рассчитываю, Злата, — съеживаясь под ее хищным, бьющим в лицо взглядом, проговорила она как можно спокойнее. — Я просто хотела, чтобы вы знали правду. Он болен. Он это скрывал от вас. Теперь вы знаете правду. Все, мне больше ничего не нужно.
— Все?
— Да. Все. Дальше действуйте, как вам будет угодно. Или… Или вообще не действуйте. Тоже как вам будет угодно.
— Да замолчите вы… Не ваше дело. Я без вас разберусь, как мне действовать или как не действовать. Если он скрывал от меня, значит, ему так надо было. Это его выбор. И вас вообще наши дела не касаются. Хотя… Все-таки вас я не совсем понимаю. Должна же быть какая-то причина вашего порыва! Если вы знаете, что Павел от меня решил скрыть… Вы-то с какой целью подсуетились?
— Да бесполезно объяснять, все равно не поймете. Поэтому объяснять не буду. Считайте, просто так подсуетилась, без цели. А скажите, сын Павла?.. Он ведь сейчас в Англии, да?
Лицо у Златы вдруг стало испуганно-хищным, губы приоткрылись в легком оскале, правая бровь задергалась, будто ее бил нервный тик. Вот вам и всякая мимика, пожалте, даже больше, чем надо. А голос, голос какой из нутра пошел! Змеино утробный, злобно чревовещательный!
— Только попробуй до моего сына добраться, сука… У тебя что, телефон есть, да? Тебе Павел телефон дал? А может, сама выкрала? Только попробуй ему в Англию позвонить и на совесть давить, поняла? Учти, ты сейчас по грани ходишь… Или тебе твоя убогая жизнь не дорога?
— Я так понимаю, это угроза, да?
— Да, это угроза. Понимай, как хочешь. Но если ты, сука…
— Злата, а вы любили своего мужа?
Вот так тебе! Задохнулась от неожиданности, да? Не умеешь со злобы на другие эмоции переключаться? Даже человеческое что-то в глазах проклюнулось, вспыхнули живым огоньком, хоть и злобным.
— Любила не любила — не твое собачье дело. Да и кто ты такая, чтобы мне подобные вопросы задавать? Вот кто, скажи? Ты так и не ответила.
— Ну… По вашим меркам, наверное, и впрямь никто. Я его соседка по дому, по подъезду. То есть… нынешняя соседка, конечно. Я живу на втором этаже, а он снимает квартиру на первом. Адреса не называю, как я поняла, он вам не нужен.
— Значит, по-соседски к нему прониклась, да? И он запросто позвал тебя на чаек, да? И тоже по-соседски все про себя рассказал, что да как… Самой-то не смешно, нет?