Положив трубку, она долго сидела, не в силах опомниться. Чей-то голос только сейчас развеял в прах надежды на счастливое Рождество. Сгорающая от любопытства миссис Батти встала в дверях.
– Что стряслось, миссис Белфилд? Неужели дурные новости? Не мастер Джеральд, надеюсь? Вы так побледнели…
– Нет, не он. Боюсь, это родители Мадди. Их корабль пропал в море и, судя по донесениям, затонул в Атлантическом океане недалеко от берегов Ирландии… вражеский огонь. Среди выживших их нет. О господи боже, что я скажу бедной девочке? Вот-вот наступит сочельник!
– Миссис Плам, я хорошо пела? Как думаете, Санта-Клаус знает, где живем мы с Сидом? – шептала Глория, вместе с Мадди скользя по льду тропинки. Они возвращались из церкви домой. Плам, миссис Батти и Сид плелись сзади, мимо высоких деревьев, ветви которых гнулись под тяжестью снега.
– А если он не знает, что мы уехали с Элайджа-стрит и отнесет подарки туда? Кто-нибудь обязательно приберет их к рукам, особенно если он оставит все на пороге… миссис Плам!
Но Плам ничего не слышала.
– Не будь глупым чурбаном, – рассмеялась Мадди. – Он же волшебник. Он все знает. Мы положили наши письма в дымоход, помнишь? Он возьмет их там или в твоем коттедже, правда, тетя Плам?
Мадди повернулась, но у тети был совершенно отсутствующий вид, словно она затерялась в другом мире.
Весь день тетя была такой молчаливой, и Мадди видела, как она вытирает глаза во время исполнения гимнов. Наверное, скучает по дяде Джеральду, который в прошлом месяце приезжал всего на несколько дней. Он совсем не был похож на папу и не обращал внимания на детей, зато целыми днями болтал с Илзе и Марией на кухне. Но, уезжая, сунул ей в руку полкроны, так что, получалось, не так уж он и плох.
Нет, тетя Плам вела себя очень странно и одета совсем не празднично, в черном пальто и шляпе. Мадди несколько раз спрашивала, когда приезжают мама и папа, но тетя только пожимала плечами и отворачивалась.
– Эта злосчастная погода портит планы всем. А с погодой не поспоришь, Мадлен. Все в руках Божьих.
Как она смешно говорит. Или сердится на нее? Никто, кроме бабушки, не звал ее «Мадлен».
Сегодня в церкви они пели сердцем и душой, но она больше любила тихие гимны, вроде «Там, в яслях». Ослик пукнул во дворе и сильно навонял, а Глория спела соло, не забыв ни единого слова.
Компания из «Олд Вик» затеяла у церкви грандиозный бой снежками, и кто-то попал в Глорию. Та устроила настоящую истерику из-за намокшего костюма.
– «Глория ин экселсис!» [20] – дразнили ее дети.
– Заткнитесь! Я не Глория Челси! – вопила она в ответ, перепутав слова.
Мадди считала, что Глория выглядит глупо в длинном, белом, сшитом из скатерти платье и с нимбом над головой. Но брат и сестра Конли были ужасно взволнованы, а Сид даже побежал вперед.
– Звените, колокольчики! – кричал он. – Я слушаю звон колокольчиков!
– В постель, и никакой возни, – строго сказала тетя Плам, втолкнув их в калитку Охотничьего коттеджа. – Чем скорее ляжете спать, тем раньше настанет день, верно, миссис Батти? Утром – в церковь, а потом обед в общежитии. Я хочу, чтобы завтра у всех был чудесный праздник. Помните, мы последние в списке Санта-Клауса, так что не будите миссис Батти слишком рано, иначе только зря расстроитесь.
– Да, мисс, – пробормотала Глория, слишком занятая собой, чтобы слышать хоть единое слово.
– Тетя, – спросила Мадди, беря Плам за руку, – а Санта-Клаус вправду там, на небе? Грег говорит, что все это сказки. У него никогда не было настоящего Рождества, и все подарки, завернутые в одинаковую бумагу, присылали из городского совета.
– Ну, если Грегори не верит, значит, придется ему обойтись без подарка, верно? Ему очень повезло попасть сюда, – вдруг отрезала Плам.
Мадди растерянно молчала, удивленная такой реакцией.
– Но у него никогда не было ни мамы, ни папы, – вступилась она за друга.
– У множества детей нет родителей, и все из-за проклятой войны, – холодно ответила тетя Плам, глядя вперед. – Пойдем скорее, вверх по деревянному холму в Бедфордшир [21] … День был нелегким. Не хотим же мы испортить эффект от сюрпризов?
– Я хочу одного: чтобы мне позвонили, – вздохнула Мадди. – Спокойной ночи, и благослови тебя, Боже. Увидимся утром.
– Только не слишком рано, – устало повторила Плам. – Не беспокойся, обещаю, у нас будет чудесный праздник.
«Как только у меня язык повернулся сказать такое? Рождество больше никогда не будет чудесным праздником. Но разве я могу испортить его такими ужасными новостями»?
Плам бродила по спальне, обхватив себя руками и стараясь унять дрожь.
Надо было взять Мадди на прогулку и сказать правду, пока была возможность. Но она не решилась. Зачем? Что это изменит? Она только омрачит праздник, повергнет весь дом в траур по людям, которых даже не знала.
И новость испортит всю радость детям… нет, стоит потерпеть сутки или дольше. Пусть все развернут подарки и повеселятся. Для страшной вести всегда найдется время.
Плам взяла с Мадж Батти клятву молчать о случившемся и ничего не сказала свекрови, но тайна свинцовой тяжестью лежала где-то в желудке, отчего ее постоянно тошнило. И очень хотелось взять всю боль Мадди на себя.
Плам трясло оттого, что она не могла придумать, как деликатнее объяснить все Мадди. Такого способа просто не существовало. Может, обратиться к викарию? Или Плезанс посчитает это своим долгом? Или они скажут обо всем вместе?
Нет, она сама поговорит с Мадди и попытается объяснить, почему не рассказала о беде сразу.
О, как ей хотелось оттянуть момент, когда лицо девочки недоверчиво сморщится, когда Мадди поймет, что тоже стала сиротой войны, что ее будущее отныне в руках посторонних и что теперь она осталась одна-одинешенька.
Нет, это не совсем так. Мадди не одинока. Они должны взять ее к себе. Она – дитя Артура Белфилда, и никто не прогонит ее из Бруклин-Холла!
Плам снова вздрогнула в темноте, но трясущимися руками продолжала наполнять красный вязаный чулок девочки маленькими пустячками: лентами, орехами, губной гармошкой, книгой, игрушечным магазинчиком, вырезанным из бумаги театром, комиксами и домашними ирисками. Платье и подержанный велосипед ждали под елкой в вестибюле. Это особенные подарки, подготовленные специально для Мадди.
«Правильно ли я поступаю, не рассказав правды? Чего хотели бы от меня Артур и Долли? Наверное, попросили бы любить и утешать девочку, как дочь, которой у меня никогда не было. Должна же я подарить ей хоть один счастливый день, после всего, что она пережила? Боже, пусть ничто не омрачит ее праздника! Но как ей сказать?»