…Алиса, однако, все никак не появлялась. Дабы немного отвлечься, Каледин включил телевизор – на Главном канале как раз шло ток-шоу Малахитова.
– Итак, сегодня гость нашей студии – автор романов ужасов Порфирий Профанов, – Малахитов орал так, что половину фраз не было слышно. – Этот господин высказал самую интересную версию, объясняющую серию мистических убийств в центре Москвы. Аплодируем нашему гостю!
Дождавшись, пока Профанов – грузный мужчина лет шестидесяти, с испитым желтым лицом, пройдет внутрь студии и сядет в белое кресло, ведущий хищно повернулся к нему, блеснув зубами и микрофоном.
– Порфирий Андреевич, повторите ваше сенсационное заявление.
– С удовольствием, – молвил Профанов, поудобнее устраиваясь в кресле. – Все эти смерти – жертвоприношения, организованные ЦРУ. Их главная цель – захватить наших пчел и медовые пасеки, а также сместить с трона святого помазанника, дарованного Господом – возлюбленного государя. После этого, как полагают враги империи, они смогут даром получать российский мед.
«Как забавно меняются люди, – слизнул с пальца соус Каледин. – Сначала-то Профанов этого самого „возлюбленного государя“ называл „тряпкой“, слыл ярым республиканцем, призывал к революции – а теперь за край горностаевой мантии считает за счастье подержаться. Интересно, это бабло так магически на людей действует, или у него правда сдвиг произошел?»
Корневой патриотизм в последние три года стал страшно модным в империи. Известные политики начали появляться в Госдуме одетые в вышитые посконные рубахи и тяжелые бобровые шапки, во время дискуссий потрясали посохами, в обиход вошли забытые выражения «гой еси», «житие мое» и «поелику» наравне с «зело». Новый государь показал крайнее упорство в православной вере, и купцы тут же побежали жертвовать деньги на храмы – в результате церквей стало столько, что их пришлось строить в метро (на земле места не осталось), и пассажиры ехали от станции к станции под колокольный перезвон. По примеру императора и великих князей, совершавших, согласно современному монархическому этикету, парадные выезды в золоченой карете с форейторами на запятках, в кареты пересели и министры – ежедневно на Шаляпинской авеню возникали пробки из экипажей. Горячие головы поговаривали – империи пора выйти из военного блока «Антанта», чтобы более не отождествлять себя с «богопротивным» Западом, но император считал иначе: ему нравилось посещать европейских монархов и кушать в их компании лобстеров. В популярных московских кафе к салату «Цезарь» подавали исключительно хохломские ложки, а суши предлагалось подхватывать мини-лаптем, раздвоенным на конце. Барышни рассекали по улицам с iPod на груди, одетые в мини-сарафаны от Bulgari; купцы, вспомнив моду предков, скупали хромовые сапоги и картузы – в американских закусочных, сразу уловивших новое поветрие, появился гамбургер «МакБоярин». Запад все это страшно напугало. В Европарламенте слышались громкие заявления: надо срочно искать других поставщиков недорогого меда, поскольку Россия становится опасной и непредсказуемой монархией. Мёд, однако, дешевле никто не продавал, а если и продавал, то это было полное говно. Поэтому Западу оставалось лишь надеяться на главного революционера – сбежавшего в Лондон купца первой гильдии Платона Ивушкина. Тот в частых интервью бил себя в грудь и обещал: как только он свергнет царя, мед будет раздаваться бесплатно всем желающим.
– Черное зло вырвалось на свободу, целуя нас взасос безгубым ртом, – загудел Профанов. – Его костлявые, кожистые крылья машут над страной, закрывая солнце, а из клыкастой пасти капает ядовитая слюна. Мертвецы встают из могил, снимая с рук облезшую кожу, как лайковые перчатки. Русалки, безумно хохоча, воют со дна темных озер… И только святые старцы в подземных скитах молятся за императора, за его невинную душу…
Сделав паузу, Профанов затянулся отлично свернутым косяком.
– Извините… что вы сказали? – выдавил из себя Малахитов.
Вместо ответа Профанов охотно протянул ему косяк. Малахитов сделал пару затяжек – и в глазах его появился тот же жизнерадостный блеск.
– Ууууу, блин, – сказал он, наблюдая за колечками дыма. – А я-то гляжу, и верно… кожистые крылья с русалками в скитах… хахахахахахааа…
«Вот ядреная трава, – завистливо подумал Каледин. – Знают же люди места! И где мне такую достать? Вечно в кафе барыги лажу бодяжат». Трава была официально разрешена новым императором, воодушевленным визитом в Амстердам, где местный король на приеме предложил ему раскумариться косячком. После «лигалайза» [19] в империи случился бум марихуаны – ее выращивали даже на балконах и в офисах вместо фикусов. Спохватившись, государь решил упорядочить употребление травки и понастроил кафе по принципу амстердамских – правда, народ к ним еще не привык. Творческие же люди по привычке употребляли косяки весьма активно, поэтому на телешоу «Секунда известности» в жюри вообще стоял дым коромыслом.
В замке повернулся ключ, и Каледин немедленно придвинул к себе баночку с кильками. Приняв выражение крайнего страдания, он нахмурил лоб и сосредоточенно уставился в телевизор. Алиса вихрем ворвалась на кухню в шубе и ботинках, оставивших на белом линолеуме грязные следы.
– Мне нужно срочно с тобой поговорить! – заявила она с порога.
Каледин, картинно державший на вилке рыбью тушку в томате, тонким звериным чутьем понял – никаких шницелей ему сегодня не обломится. Издав горловой звук, он отложил двузубую вилку в сторону.
– Садись, – кивнул он на табурет, сохраняя оттенок страдания в голосе. – У меня тоже есть новости. Что случилось? Ты обнаружила доказательства причастности британской королевы к смерти принцессы Дианы? Государь тебе княжеский титул пожалует – отношения с Британией у нас хреновые.
Калединский сарказм не остался без внимания.
– Дурак, – безапелляционно взвизгнула Алиса. – Вы там собираете свои идиотские совещания, толчете воду в ступе, опрашиваете свидетелей, приглашаете медэкспертов. А я в одиночку обнаружила такое, что поставит вашу контору на уши. И в тот момент, когда я прибегаю срочно посоветоваться: все, на что тебя хватает – это твои дебильные шуточки!
Каледин с сожалением посмотрел на кильку и временно посерьезнел. Алиса бесцельно перебирала пальцами пуговицы шубы, ужасно волнуясь.
– Я тебя слушаю, – произнес он, выключив сатанинскую улыбку.
Алиса положила перед ним два документа – один распечатанный на принтере, другой – полученный по факсу, оба на английском языке. Каледин склонился над листами – Алиса же наконец поняла, что ей жарко в шубе. Отнеся одежду в шкаф, она вернулась – стремясь унять дрожь в руках, открыла буфет, где стояла наполовину пустая бутылка шустовского коньяка. Налила себе рюмку и залпом выпила – не глядя закусила калединской килькой в томате, ухватив ее большим и указательным пальцами прямо из банки.
Каледин поднял глаза от бумаг – по размерам они вполне смогли бы заменить окуляры бинокля. Первую минуту он был не в силах произнести нужные слова – выплевывал их с трудом, как заезженная пластинка.