Шекспир уже слышал недовольные разговоры по поводу выбора даты. Он и сам об этом думал. Пышные похороны сэра Филиппа Сидни были просто удобным способом отвлечь интерес публики от казни Марии. Но одно дело думать, и совсем другое открыто об этом говорить, как Кэтрин Марвелл.
— Вам следует попридержать язык, госпожа, иначе привлечете нежелательное внимание к этому дому.
— Что, уже приняли закон о том, что называть себя католиком стало государственным преступлением?
Шекспир возмутился:
— Можете называть себя как пожелаете, если вы посещаете свою приходскую церковь и не укрываете священников, прибывших сюда из-за границы. Вы должны знать, что помощь католическим священникам на территории Англии приравнивается к измене.
— Что ж, господин Шекспир, значит, мне нужно позаботиться о том, чтобы не укрывать таких священников.
— А что касается королевы Шотландии, то я удивлен, что вы оплакиваете ее. Разве она не прелюбодейка? Разве не она хладнокровно убила супруга? Вы сомневаетесь в том, что она замышляла убийство королевы Англии?
— Пусть об этом судит Господь. Я верю, что она умерла христианкой.
Плохое начало. У Шекспира не было желания скрещивать с ней шпаги. Он, словно школьник, стоял в передней, не зная, что дальше делать или говорить. Джону не хотелось строить из себя сурового представителя государственной власти.
— Простите меня, господин Шекспир, — наконец произнесла Кэтрин, и улыбка озарила ее голубые глаза. На ней было длинное платье из великолепной темно-красной шерсти с корсажем в цвет и простой гофрированный воротник. Образ дополняли решительный характер, который читался в ее взгляде, и стройность фигуры. — Уверена, что вы пришли сюда не за тем, чтобы ругаться. Непростительно держать вас в холоде на пороге. Пожалуйста, входите.
Он поблагодарил ее и вошел в дом, где его тут же окутало тепло. Откуда-то из глубины доносились детские голоса: дети смеялись и играли.
— Это дети хозяина, господина Вуда. Хотите познакомиться с ними? Вдруг они укрывают священников.
Шекспир улыбнулся.
— Ваше чувство юмора, госпожа, вас погубит.
— Что ж, я такая, какая есть. Если из-за того, что я говорю, что думаю, меня отправят в Тайберн, то уверена, это будет камушек скорее в ваш с Уолсингемом огород, чем в мой.
Шекспир медленно вздохнул, как его старый школьный учитель, когда ученик пытался оправдать свое опоздание зимним утром.
— Но, как вы понимаете, не в этом дело. И не я подставлю вашу шею под топор палача. К сожалению, встречаются еще люди… люди, которые не отдают отчет своим действиям и не заботятся о своем благополучии.
— Возможно. Но ведь вы, господин Шекспир, из тех, кто отправляет людей на плаху, и вам не удастся выйти сухим из воды и не запачкать руки чужой кровью.
— Вам тоже, госпожа. Ибо вы должны знать, что римский священник Баллард замышлял убийство нашей государыни. Вы должны знать, что даже сам папа римский простил убийцу королевы и посылает молодых бунтарей из змеиного гнезда — Английского колледжа в Риме, чтобы посеять смуту в нашем государстве. Это с ними вы с радостью разделите постель?
Взгляд Кэтрин вспыхнул.
— Я ни с кем не сплю, господин Шекспир. Я — девственница. Пойдемте к детям. Они предложат лучшую тему для разговора. — Она повела Джона в детскую. Эндрю подбежал и прыгнул Кэтрин на руки. Это был плотного телосложения карапуз лет шести со светлыми, как у отца, волосами и таким же широким лбом. Грейс показалась Шекспиру маленькой копией портрета жены Вуда, который он видел в зале. Она тоже подбежала к Кэтрин, таща за собой по полу деревянную куклу за единственную руку. Кэтрин обняла их и присела, чтобы поцеловать. В этот момент дети заметили Шекспира и прижались к Кэтрин.
— Эндрю, Грейс, это господин Шекспир. Пожалуйста, поприветствуйте его, как положено.
— Доброе утро, господин Шекспир, — заученно произнес мальчик.
Шекспир наклонился и пожал ему руку.
— Доброе утро, господин Эндрю.
Грейс робко отвернулась и промолчала.
— Уверен, что у нее есть дела и поважней, чем скучные разговоры со взрослыми, — произнес Шекспир.
Кэтрин нежно высвободила руки и погладила детей.
— Поиграйте, пока я буду разговаривать с господином Шекспиром.
Дети побежали в дальний угол комнаты, подальше от него.
— Позвольте предложить вам чего-нибудь, господин Шекспир? Быть может, горячей мальвазии со специями?
— Нет, спасибо. Не стоит беспокоиться. У меня всего лишь пара вопросов.
— А как мне следует на них ответить? Сказать правду, рискуя собственной жизнью? С юмором — и отправиться в Тайберн? Или лучше смолчать, чтобы остаться в живых?
Шекспир пропустил мимо ушей ее колкость. Он знал, что может ей ответить, — жестокость за жестокость. Он мог напомнить ей о событиях Варфоломеевской ночи, когда французские католики зверски убили тысячи протестантов-гугенотов; а еще об ужасах костров инквизиции Торквемады. Но он решил сразу перейти к делу.
— Вы знали леди Бланш Говард?
Кэтрин ответила почти без колебаний, но Шекспир все равно заметил легкую нерешительность.
— Да, господин Шекспир. Я любила ее как сестру.
Такой искренний ответ застал его врасплох.
— Почему вы не рассказали об этом раньше?
— Но я же не знала, что это имеет отношение к вашему расследованию, и вообще, вы меня о ней не спрашивали.
— Пожалуйста, расскажите, как вы познакомились с леди Бланш.
Кэтрин шагнула к двери.
— Перейдем в библиотеку, там и поговорим. И дети не будут нам мешать. Вы уверены, что не хотите выпить?
Шекспир поблагодарил ее и сказал, что не откажется от горячей мальвазии. В ожидании Кэтрин он прошелся по библиотеке, рассматривая огромное собрание разнообразных книг Вуда, многие из которых были на итальянском языке. Из другой части дома доносился стук молотков. Когда спустя несколько минут появилась Кэтрин, он поблагодарил ее за вино и спросил, откуда этот шум.
— Дом еще не достроен, господин Шекспир. В западном крыле работают плотники и каменщики.
— Странно, что в таком огромном доме так мало прислуги.
— Так будет, пока продолжаются строительные работы. Господин Вуд не хотел уезжать, чтобы не тревожить детей, поэтому мы остались и сократили количество слуг. Признаюсь, что прежде мы жили в довольно стесненном пространстве. Только недавно у нас появилось столько места. Горничные и кухарки приходят днем, а я слежу за их работой. Надеюсь, что мы наймем побольше прислуги, когда работы завершатся.
Шекспир собрался с мыслями.
— Госпожа, вы рассказывали мне о леди Бланш. Признаюсь, я удивлен, что вы знакомы. Она была придворной дамой. А вы — гувернантка детей торговца.