– Пройдемте, господа, – предложил военный атташе бравым голосом, широко распахивая дверь, словно приглашал не на место преступления, а звал на торжественный ужин. – Кто бы мог подумать, что такое может произойти. – Говорил он с сильным акцентом, но четко выговаривая каждое слово, как это делает генерал перед строем новобранцев. – Еще вчера они были живы, и вот…
Прошли в здание следом за военным атташе – первым Глеб Бокий, за ним, немного поотстав, Селиверстов.
Комната, где произошло убийство и ограбление, была небольшой, с двумя узкими, длинными, как бойницы, окнами, поднимавшимися к самому потолку. На паркетном полу из черного и желтого дерева, выложенного в какой-то сложный геометрический рисунок, лежали два человека. Первый, зажав рану на животе, покоился подле стены, уперев неподвижный взор в противоположную стену. В его угасших глазах угадывалась какая-то застывшая мысль. Вот только посиневшие, плотно сжатые губы мешали облечь ее в звуковую форму.
Другой лежал на спине у самого стола, раскинув руки в стороны. Окровавленные ладони покоились на полу, будто кто-то, глумясь, вбил их в пол. Телефонный аппарат перевернут, и трубка, мерно раскачиваясь на шнуре, издавала короткие гудки.
Глеб Бокий подошел к столу и, подняв аппарат, положил на него трубку.
– Выходит, именно этот человек сообщил нам об ограблении. Жаль… Не удалось переговорить с этим юношей. Так что вы можете сказать? Вы были последний, кто их видел?
– Именно так. Вчера днем ко мне приходил швейцарский посол, господин Одье. Он попросил, чтобы я разместил в посольстве его чемоданы с документами… Я согласился. С ним были эти юноши, приставленные для охраны груза.
– В швейцарской дипмиссии не нашлось места для чемоданов? – удивленно заметил сыщик.
– Место было, но господин посол уверил, что на швейцарскую дипмиссию собираются совершить налет, а в нашем посольстве грузу будет безопаснее. – Атташе покачал головой и печально добавил: – Кто полагал, что так может произойти… Ведь совсем еще молодые люди…
– А откуда у него взялась такая информация, что на дипмиссию собирались нападать?
– Я не спрашивал… У нас это не принято… У каждого свои источники информации. Если говорил, значит, на то были основания.
– В здании никого больше не было?
– Был еще охранник, но он находился во флигеле и ничего не слышал… Именно он сообщил мне, что посольство ограблено.
Глеб Бокий все более хмурился. Ситуация складывалась куда серьезнее, чем он предполагал. Теперь в конфликт втянуто не одно, а два посольства: норвежское и швейцарское, да еще с убийством иностранных граждан. Едва в прессе умолкли разговоры по поводу нападения на британское посольство, а тут новый, куда более грандиозный скандал. Можно не сомневаться, что уже завтра все европейские газеты будут рассказывать об очередных злодеяниях большевиков.
– Стало быть, вы не знаете, что хранилось в чемоданах швейцарского посла? – спросил Селиверстов.
– Не знаю.
– Видно, там лежало нечто такое, что представляло интерес для налетчиков, из-за чего они пошли даже на убийство.
– Не имею ни малейшего понятия, – пожал плечами военный атташе. – Хотя между нашими посольствами весьма дружеские отношения, но это не дает оснований вмешиваться в дела друг друга.
Неожиданно на полу что-то сверкнуло. Наклонившись, Селиверстов поднял золотую серьгу с небольшим бриллиантом. А это здесь откуда? Неужели среди налетчиков была женщина? Аккуратно рассмотрев украшение, он сказал эксперту, сидевшему за столом:
– Запротоколируй.
Эксперт взял серьгу и положил ее на стол. После чего открыл большую папку и принялся писать: «В комнате на полу обнаружена серьга из золотого металла, предположительно золото…»
Сыщик прошелся по комнате, всматриваясь в следы, оставленные на паркете. Вытащил измерительную ленту и замерил длину шага. Подошел к разбитому косяку и ковырнул его пальцем. Неодобрительно покачал головой. По его унылому лицу трудно было понять, что именно он переживает, только глаза вспыхивали ярким светом, какой можно наблюдать лишь у гончих, натолкнувшихся на желанный заячий след. Поперечные морщины на лбу, следы долгих раздумий и прожитых десятилетий, то углублялись, и тогда становилось понятно, что его натруженный мозг буравит какое-то невеселое соображение, а то вдруг разглаживались, и тогда казалось, что он близок к разгадке.
– Позвольте полюбопытствовать, а как сюда попали преступники?
– С той стороны здания они выдавили стекло. Хотите посмотреть?
– Конечно.
Стараясь не наступать на подтеки крови, вышли из комнаты и, миновав короткий коридор, зашагали к противоположной стороне здания.
– Вот это стекло… Через это окно они и проникли.
– И что вы думаете по этому делу? – спросил Бокий у Селиверстова.
– Типичное ограбление. За свою жизнь на подобные ограбления я насмотрелся предостаточно. Не знаю, что там было в чемоданах у господина посла, но могу с полной уверенностью утверждать, что в них было нечто ценное. Иначе какой смысл идти на такой большой риск?
– И что же там было, по-вашему?
– Например, это могли быть какие-то драгоценности. Но что-то сложно представить, чтобы у господина посла могла набраться целая дюжина чемоданов с ценностями. В самом деле, он же не Рокфеллер! Но то, что за этими чемоданами велось наблюдение, вне всякого сомнения. Налетчиков не остановили даже двери посольства, ведь они не могли не знать, что после международного скандала поиски преступников будут вестись в усиленном режиме. Ограбление произошло в самом центре города, где едва ли не на каждой улице патрули. Совсем рядом штаб революции! А они грабят! Действовали нагло, дерзко.
– Надо ехать в швейцарскую миссию, – высказался Глеб Бокий. – Пусть нам объяснят, что у них хранилось в этих чемоданах.
– Разумно.
Вышли из посольства. Военный атташе, вышедший проводить гостей, застыл у входа впечатляющим монументом. Когда Бокий с Селиверстовым разместились в салоне автомобиля, арматура, скреплявшая его тело в крепкий каркас, как-то вдруг неожиданно пообмякла, потеряв угловатые черты, и он косолапо зашагал к парадному входу.
В дверь звонить не пришлось. Из здания швейцарской миссии, некогда принадлежавшей «Обществу служащих Товарищества Фаберже», высоко задрав горделивую кудлатую голову, вышел швейцар. Опасливо покосился на черный автомобиль, на подножке которого, по-хозяйски расположившись, покуривал солдат, крепко сжимая в руке длиннющую винтовку.
От вышедших из автомобиля людей, в особенности от человека в кожаной куртке, чье крепкое туловище стягивал широкий ремень из толстой кожи, потягивало нешуточной опасностью. За последние несколько месяцев он успел понять истину: с представителями новой власти следовало говорить пообходительнее, а потому, разлепив губы в любезности, швейцар произнес, стараясь максимально смягчить немецкий акцент: