— Не так уж плохо, — заметила Эмилия.
— Ты так думаешь? Тогда имей в виду: во-первых, моя мама сама его связала. А во-вторых, вязать она совершенно не умеет. Буквы вышли кривые, не «Звездные войны», а «Морозные волны» какие-то. — Джек почесал затылок. — Если я сбрею волосы, вы увидите, весь мой череп в шрамах от ударов ботинками «Док Мартенс». — Он притворился, будто глотает слезы, даже потер глаза кулаками. — В школе мне приходилось несладко. Уж я-то знаю, что такое «несладко». — Он ткнул рукой в сторону Джолиона на кровати. — Мне было куда хуже, чем нашему маленькому лорду Фаунтлерою на его троне!
— Во-первых, я в своей комнате, — заметил Джолион. — А во-вторых, если хочешь сесть сюда, ничего не имею против!
— Нет, мне и на галерке неплохо, — ответил Джек, ерзая на раскладном стуле, стул скрипел. — Знаешь, у меня родители и не учителя, но они научили меня знать свое место.
— Ты хоть представляешь, как мало платят учителям в нашей стране? Твой отец — какой-то там менеджер. Ты трубишь направо и налево, что твой старик служит на почте, и все представляют, как он пешком ходит по улицам с мешком на плече. А ведь он сидит в лондонском офисе и подсчитывает прибыли и убытки.
— Да он один зарабатывает меньше, чем двое учителей.
— А вот и нет — пони-то купил!
— Ладно, ладно. Значит, ничья. — Джек вскрыл оранжевый пакетик, лизнул бумагу, скрутил самокрутку и начал ее раскуривать. Он ловил ртом завитки дыма, чтобы добро не пропадало.
Марк лежал с закрытыми глазами с тех самых пор, как попрощался с Тоби, но тут вдруг оживился — допил коктейль, перекатился на бок и спросил:
— Кого-нибудь из вас уже вызывали на встречу с ректором?
— Да, моя очередь в ближайшее воскресенье, — ответил Джек. — Эмилия, тебе ведь тоже назначено, да?
Чад посмотрел на Джека, стараясь не испытывать горечи. Американцев пригласили к ректору всех вместе, группой, через три недели.
— А я получил повестку на следующие выходные, — сказал Джолион.
— Туда стоит сходить, там подают хорошее вино, — продолжал Марк. — Но противно, что ректора интересует только одна тема: чем занимается ваш отец.
Эмилия презрительно покачала головой.
— Я пришел на встречу вместе с той фифой, Элизабет, ну, вы ее знаете, — продолжал Марк, — и вдруг к нам бочком подходит ректор в своей шерстяной кофте и тапках из кожзаменителя. «При-ве-ет, — говорит, — я Рейф Уайзмен, ректор Пи-итта. Здра-асте, и вам тоже здра-асте. Ну, расскажите, чем занимается ваш отец». Я и сказал, что мой отец работает в книжном магазине, а мать… но я даже не договорил, как старик уже отвернулся, гремя костями, и обратился к Элизабет: «А ва-аш оте-ец?» — Марк огляделся и увидел: все взгляды были прикованы к нему. — И оказалось, что папаша милашки Элизабет — судья апелляционного суда. Старина Рейфи тут же хватает ее под локоток. По-моему, больше он за весь вечер ни с кем и словом не перемолвился. — Марк лег на спину и снова закрыл глаза.
— Марк, мы не мешаем тебе? Будешь спать? — поинтересовалась Эмилия.
— Нет. Если честно, в это время я как раз прихожу в себя. — Марк поправил подушку под головой и снова стал впадать в сон.
Чад попытался придумать, что бы сказать, на какую бы несправедливость по отношению к себе пожаловаться, но в голову так ничего и не пришло. Наоборот, он вспомнил слова представителя ректората: мол, американцы обладают правом внеочередного доступа в компьютерные залы, так как компьютеры в Питте закуплены на пожертвования американцев.
Но Джолион заговорил до того, как у него хватило времени обдумать сказанное:
— Ладно, Джек. Спорим на десятку, Уайзмен выкажет меньше интереса к моему папаше-учителю, чем к твоему — начальнику отдела почтовой службы. Если ты, конечно, не соврешь, как обычно, и не скажешь, что он у тебя простой почтальон.
— Ну хоть почтальона-то позволь оставить! — взмолился Джек. — Хочу посмотреть, как Уайзмен умчится от меня, как будто столкнулся с косолапым прокаженным!
— Вы бы себя послушали, — сказала Эмилия. — Ведете себя как маленькие, хвастаете, у кого родители меньше зарабатывают и ниже по положению: мой папа не такой, мой папа не сякой, а уж твой отец определенно другой.
Чад не сразу привык к их манере вести беседу. Сам он всю жизнь стеснялся того, что вырос на ферме, а его новые друзья-англичане, наоборот, словно гордились отсутствием знатных или богатых предков. Все хвастали бедностью и рассказывали, в каких ужасных школах они учились. В Питте Чаду показалось, будто американские ценности вывернуты наизнанку или скорее поставлены с ног на голову. Постепенно Чад начал понимать своих друзей. Все они поступили в Питт благодаря своим способностям. Все они считались лучшими учениками в своих школах. Здесь же они оказались равными среди равных, пока еще никого нельзя было назвать лучшим.
Зато прошлое имелось у всех. Отсутствие наследственных привилегий или денег становилось почетной медалью, ее они полировали на публике ежедневно. Они были самыми пышными цветками, расцветшими на самой грубой почве, как тот чемпион-стайер из Кении, который тренировался в пыли, без кроссовок. Естественным образом. Каждый из них мечтал о том, чтобы возвыситься именно благодаря начальному невыгодному положению. Откровенно говоря, все они испытывали страх. Им казалось: они оказались в Питте случайно и скоро их разоблачат и выгонят с позором.
Даже Эмилия включилась в их игру. Она делала вид, будто мальчишки ей надоели, будто ее тошнит от их манеры публично бить себя кулаком в грудь, от их петушиной задиристости. С таким же успехом парни могли бы извлечь из штанов свои достоинства (или недостатки) и мериться длиной. Она напоминала школьницу, которая вслух поносит дерущихся на школьном дворе мальчишек, а сама бегает на свидания с тем, кто ухитрился собрать больше всего скальпов и шрамов.
— Слушайте, — сказал Джек, — пусть отец Марка и работает в маленьком книжном магазине, он ведь не хозяин магазина! А его мать читает лекции в Лондонской школе экономики. А учителя, как родители Фаунтлероя, хотя бы учились в университете. Мой папаша начинал свой трудовой путь за прилавком — пошел работать в шестнадцать лет, сразу после школы. Ни у кого из моих предков нет высшего образования.
— Вы просто выводок мягкотелых южан, — с презрением заявила Эмилия. — И, кстати, вы все проиграли, хотя это и не имеет значения.
— Хоть ты из Йоркшира, но это не означает, что ты автоматически становишься победительницей, — возразил Джек. — Все равно, выкладывай. Вперед, блондиночка!
Эмилия молниеносно пнула ботинком в голень Джека. Тот вскрикнул:
— Черт, больно же!
— Вот именно, — кивнула Эмилия. — Еще раз назовешь меня блондиночкой, получишь по морде!
— Ладно, ладно. — Джек поднял руки вверх. — Ну, давай, рассказывай нам о том, как тяжела жизнь на Севере.
— Мой отец был шахтером, — сказала Эмилия.