Несмотря на внутренний зуд, начало было хорошее. Наверное, это все, что мне следует ожидать от жизни, — радоваться возможности наблюдать за тем, как вертится земля.
Бросил я Питт, не проучившись и года, диплома нет, вот мечта стать адвокатом так и осталась мечтой. Да я бы все равно не стал хорошим адвокатом из-за расшатанных нервов. Поэтому все кончилось. Цель моей жизни — крестовый поход за справедливость, защита невиновных — рассыпалась в прах.
Бросив университет, я почти год проработал на заводе, на конвейере, жил у матери. И вдруг — сюрприз, рука помощи от ректора Питта. Я переехал в Лондон и поступил в одну юридическую газету. Так я попал в журналистику. Писать я умею без особого труда, и мне показалось — наконец-то нашел дело, где могу отличиться. Теория была хороша, но на практике все мои замыслы оказались необоснованными.
Журналистом я оказался посредственным. Забитое создание, в которое я превратился, не могло приставать к людям с нескромными вопросами. Я сплетал красивые слова ни о чем, в каждом интервью боялся кого-нибудь обидеть. Я стал человеком, который предпочитает не совать нос в чужие дела. В юности, когда меня интересовало все, окружающие часто поверяли мне свои секреты. Тогда я смотрел на мир с жаждой, это вызывало симпатию людей. Но после двадцати лет я постепенно изменился, стал совершенно другим человеком — кто смотрит внутрь себя и видит тени. Мир для меня замкнулся.
Если не считать работы, я жил уединенно. Понемногу шелуха сознания вины и горя отваливалась. Я начал совершать робкие вылазки во внешний мир, даже обзавелся несколькими друзьями. А потом познакомился с Блэр, красавицей Блэр. Она надеялась меня вылечить. Она на самом деле очень хотела меня вылечить. Именно желание действовать всегда притягивало меня к американцам, живущим за границей. Она приехала в Лондон из Бостона и год училась в Лондонской школе экономики. Временные рамки ускорили процесс. Я сделал Блэр предложение до того, как она окончила курс. Мы поженились в Фулеме. Мы были счастливы, были влюблены. Но уже тогда я с ужасом ждал даты, когда мне исполнится тридцать четыре года. Бегство за границу стало разумным выходом по нескольким причинам.
Мы переехали сюда, в Штаты, где мне снова помогли проникнуть в мир журналистики. Отец Блэр задействовал нужные связи, и меня взяли в газету. Естественно, я оставался нервным и застенчивым. Меня быстро понизили и поручили перерабатывать тексты, написанные другими. Я переписывал и компилировал, излагал своими словами чужие статьи, я переделывал материалы тех, кому хватало мужества общаться с людьми и кто не потерял интереса к жизни.
И все время, пока мы были вместе, Блэр пыталась меня вылечить. Она старалась, но у нее ничего не вышло. И виноват во всем только я. Потом мы развелись, и папаша Блэр снова нажал на нужные кнопки, очень постарался. Через несколько дней меня уволили.
Так что, как видите, Игра лишила меня всего. Образования, будущего, о котором я мечтал, возможной карьеры, жены, счастья…
И сейчас, если я хочу снова радоваться жизни, мне нужно сделать только одно — я обязан победить. Если не считать смерти, победа — единственный выход из ловушки.
Но прежде чем я вернусь к тренировкам, должен задать вам вопрос. Потому что вам придется все обдумать и, еще до того, как я закончу рассказ, высказать свое мнение обо мне.
Кто я такой? Убийца или невинный человек?
XX.Она пришла вся в черном. Джек смотрел на нее разочарованно. Правда, ее платье было кружевным, с оборками. Склонившись к ней и протянув зажигалку, Джек спросил:
— Касси, а где твое свадебное платье?
Касси посмотрела на него без всякого выражения.
— Вот оно, — указала она, потом достала бирюзовую сигарету из жестянки, раскрашенной всеми цветами радуги. — Но мне пришлось выкрасить его в черный цвет.
— Интересно, — заметил Джек. — А зачем?
Чад и Джолион сидели рядом на кровати Джолиона. Чад внимательнее посмотрел на черное платье и теперь ясно увидел — когда-то оно было подвенечным. Потом посмотрел на волосы девушки, в тон платью черные и блестящие, как виниловые пластинки. Чад вспомнил: в прошлый раз, когда он видел Касси, волосы у нее были каштановые.
Она выпустила дым из угла рта:
— Джек, я покрасила платье в знак траура по утраченной девственности! — Касси язвительно прищурилась. — Белый цвет мне больше не к лицу.
Джек сглотнул слюну, адамово яблоко заходило вверх-вниз.
— Видел бы ты сейчас свое лицо, Джек! — продолжала Касси. Потом она повернулась к Эмилии: — Он гораздо симпатичнее, когда смущается, ты не находишь?
Эмилия пожала плечами, она молча наслаждалась происходящим.
— Ничего я не смутился, — проворчал Джек, разваливаясь в кресле. — Расскажи, как ты потеряла свою вишенку. В какой форме все происходило? Девочка сверху? Оральное удовольствие? А может, анальный секс?
Касси лукаво улыбнулась, в ее красоте было что-то озорное.
— Когда у тебя свидание с экипажем гребной лодки, то можешь наслаждаться всеми тремя вариантами одновременно, — ответила она.
Джек расхохотался:
— Все, все, ты победила! — Он так развеселился, словно предвидел еще много схваток с Касси.
Касси прижала руку к животу и поклонилась, благодарность ее была чуть более заметна, чем простой кивок.
— Не волнуйся, Джек, — сказала она. — На самом деле я не очень люблю гребцов. И я уже довольно давно не девственница. А платье выкрасила потому, что мне просто захотелось выкрасить его в черный цвет. — Она затянулась и выпустила дым тонкой струйкой. — А почему ты делаешь то, что делаешь, Джек? Например, задаешь нескромные вопросы, притворяешься, будто просто шутишь?
— Потому что я по натуре сволочь, — ответил Джек. — У меня это наследственное. Я происхожу из старинного рода сволочей. И, наверное, я должен признаться, хотя и не без смущения, мне нравится быть сволочью. Кроме того, меня неправильно воспитывали. В молодости мои родители хипповали, а после сорока превратились в консерваторов. И коммуна распалась… Все четверо решили разбежаться.
— Тебя воспитывали четверо родителей в коммуне? — с сомнением переспросила Касси.
— Да, — сказал Джек. — А теперь прикинь: с четырьмя родителями по математическим законам существует шесть возможных вариантов совокупления. И я точно знаю: пять из этих вариантов имели место. Все сложно, но если хочешь, нарисую тебе схему…
— Все трахались со всеми, — подал голос Марк, как всегда лежащий на полу. — Он любит рассказывать все подробности сложнее, чем все было на самом деле, видимо, считает, что так экзотичнее. Но по сути все сводится к тому, что все трахались друг с другом всеми возможными способами, если не считать двух его папаш. А если его подпоить, он признается, и насчет папаш у него есть подозрения. — Марк поднес стакан к губам. — Вот чем заканчиваются разговоры с нашим любимым Джеком-разрушителем, с Джеком Томсоном без «п».