Мой сон с запахом лаванды антиоксидант моей души
бальзам для лица
и смягчающий отвар для сердца
(viii)
И я не брошусь в воду
И я не брошусь в воздух
И я не брошусь в огонь
И я не брошусь в землю
(ix)
Любовь
целебная
спасла
Я читаю стихотворение Дэ и плачу. Я записываю ее стихи для вас и плачу. Я никогда не был ничьим спасителем, только сам искал спасителя… или спасительницу. И теперь мы с ней спасаем друг друга.
Любовь целебная спасла. Что это — поэтическое преувеличение, которое относится к любви между друзьями? Или, может, вам кажется, что… Неужели Дэ до сих пор влюблена в меня?
Я хочу прочесть все стихи, но у меня нет времени, и я торопливо листаю страницы назад. Несколько стихотворений мне особенно понравились, и отмечаю их закладками. Но я позволяю себе наслаждаться стихами всего полчаса. Мне еще о многом надо написать. О расставаниях, ссорах, постепенном нагнетании. И больше всего — о Джеке.
О Джеке и начале его конца.
L(i).Пока Эмилия лежала в больнице, они продолжали играть, как оркестр на тонущем «Титанике». В конце концов, они были англичанами — точнее, большинство из них. И Чад все чаще считал себя скорее англичанином, чем американцем. Ему казалось: настоящие англичане отличаются стоицизмом, решимостью и умом.
И Чад играл, играл хорошо. Ему везло. В тот день слева от него сидел Джек, поэтому Джеку больше других доставалось от продуманных ходов Чада, от его ловкой тактики.
Несколько испытаний для Джека предложила Дэ, когда настало время тянуть жребий, Джек сунул руку в корзину и вытащил карточку с придуманным ею заданием. Дэ больше всего хотелось наказать Джека за его сомнительные шуточки. Эмилия наверняка обрадовалась бы, жаль, она не могла присутствовать и быть свидетельницей.
Все началось через три дня, в баре. Джолион ждал, когда можно будет начать, Длинный мелкими глотками пил минеральную воду из зеленой грушевидной бутылки. Теперь на их столе стояли только четыре кружки. Длинный откашлялся и сказал, что первым делом необходимо позаботиться о кое-каких мелочах. Он достал из кармана конверт и положил его на стол. На нем было написано имя Эмилии, внутри ясно просвечивала пачка банкнотов. Джолион потянулся было к конверту, но его перехватила Дэ. Она сказала: наверное, будет лучше, если деньги Эмилии вернет она. Джолион кивнул. Потом Длинный объявил: Средний больше не будет посещать розыгрыши, но отвечать на вопросы о нем «Общество Игры» не намерено. Среднего больше не будет, и точка.
Чад притворился таким же изумленным, как все остальные, они забросали Длинного вопросами, но тот отказался отвечать. А потом повисло молчание, которое постепенно сгущалось и тяжелело. Тогда Джолион кивнул Джеку — пора выполнять задание. Джек допил пиво, вытер пену с губ и встал.
L(ii).Почти каждый вечер Дэвид в одиночестве сидел у барной стойки на одном и том же табурете. Своей гомосексуальности он стеснялся, другие геи из Питта неохотно общались с ним. Во всем его поведении угадывалась какая-то натянутость и старомодная чопорность. Студенты-натуралы тоже избегали его, они привыкли к раскованности геев и рядом с Дэвидом почему-то чувствовали себя виноватыми. Дэвид всегда читал какую-нибудь книгу — Оскара Уайльда, историю Византии, историю промышленной революции. Каждый вечер его глаза быстро бегали по строчкам, но часто косились на окружающих. Кто с кем пришел сегодня, где его общество будет желанным, каким остроумным замечанием можно начать разговор?
Джолион тронул его за плечо, отвлек от чтения и предложил:
— Выпей с нами, Дэвид!
— Если ты не считаешь меня слишком неотесанным для вашего избранного общества, — ответил Дэвид.
— Откровенно признаться, — доверительно продолжал Джолион, — сегодня мы все устали друг от друга. Джек все время отпускает туалетные шуточки, а Чад достал всех разговорами о его самых любимых сериях «Шоу Косби». [13] Нам необходима свежая кровь, новое, неподдельное остроумие.
Дэвид громко захлопнул книгу и последовал за Джолионом к их столу. Он носил длинную светлую бороду и бакенбарды, которые походили на щетину огромной зубной щетки. Поэтому Джек дал ему еще одно прозвище — Бородатая Вагина. Из-за буйной растительности на таком молодом лице голова Дэвида казалась маленькой, усохшей, а глаза запавшими, они тонули в бороде, как во мху. Еще Дэвид носил очки в черепаховой оправе и кремовую мягкую шляпу в тон кремовому льняному пиджаку. В тот вечер на нем были черные джинсы в обтяжку.
— Признаться, я удивлен, что у самого недоступного кружка во всем Питте нашлось время для меня, бедного старичка, — сказал Дэвид, осторожно садясь на стул. — Мне казалось, вы общаетесь только между собой, entre vous.
Джек сглотнул подступивший к горлу ком и без всякого воодушевления произнес:
— Дэвид, тебе мы всегда очень рады.
Дэвид рассмеялся:
— Слышать такое от человека, который сравнивает мое лицо с влагалищем! По-моему, трудно придумать более уродливое сравнение для человека в моих… обстоятельствах. Не обижайся, Кассандра! — Он с притворной озабоченностью посмотрел на Дэ, но та только отмахнулась. — Интересно, с чего вдруг вы так мне обрадовались? — продолжал Дэвид. — Вы всегда так же ревностно охраняете места за своим столом, как les tricoteuses [14] — свои места в первом ряду перед гильотиной.
Джек посопел носом и сказал:
— Дэвид, мы будем рады, если ты чаще будешь присоединяться к нам.
— Ну да, конечно, — язвительно ответил Дэвид. — Но, скорее всего, только до одиннадцати? Каждый вечер в одиннадцать бригадный генерал Джолион уводит войска к себе в комнату. Туда чаще всего попадают одни и те же люди.
— Что ж, сегодня мы будем рады, если с нами пойдешь и ты, — сказал Джолион.
— Позвольте узнать, какой же сегодня коктейль? — осведомился Дэвид.
— Понятия не имею, — ответил Джолион. — Сегодня мы идем к Джеку. Кто знает, что для нас приготовлено!
Джек пожал плечами и ничего не сказал.
— А, сегодня вы у Джека! — с каким-то непонятным намеком произнес Дэвид. — В святилище, в стены которого мне только предстоит проникнуть.
Джеку запретили отвечать в его стиле, он только сдавленно усмехнулся, но Дэвид не разгадал фальши и выглядел вполне довольным собой.
— Неужели меня посвятят в вашу тайну?