А я смотрела квадратными глазами на компактный смартфон, выпавший из его кармана. Он упал боком, привалился к коряге. Матово поблескивал темный экран.
Господи, какая удача… Я выкопалась из ямы, встала на четвереньки, быстро огляделась и поползла. Это действительно был смартфон, никакой не обман зрения! Я схватила его и через несколько секунд опять зарылась в яму, оставив на поверхности только часть головы. Телефон работал, батарейка не села! Обычная «рабочая лошадка» с тремя рабочими столами, никаких наворотов. Доступ не запаролен. Диктофон, фонарик, фотокамера, видеокамера… Я жадно елозила пальцами по экрану. Господи, невероятно, теперь я могу позвонить… И вдруг укололо что-то под лопатку. Кому?? Ты одна на всем белом свете. У тебя нет ни связей, ни могущественных друзей! В полицию? Вот она, рядом. Обязательно придут на помощь, потом догонят и еще раз придут. Прокурору Вадику Суховееву? Ага, и этот сразу расстарается. Голову в песок зароет, страус несчастный, краном не вытащишь! Шуре Казначеевой? Точно, Шуре!
Я помнила наизусть телефон своей лучшей подруги. Пальцы срывались, набирали какую-то чушь. Но в итоге я справилась. Длинные гудки, мне казалось, они гремят на весь лес! Быстрее же, Шурочка, быстрее… Лучшая подруга не отзывалась. И что в ней лучшего после этого? Сволочь ты, Шура, нежишься на своем Бали! Я глотала слезы. Кому же позвонить, чтобы вытащили меня отсюда? В управление собственной безопасности? В Центроспас? «Морским котикам» Соединенных Штатов Америки? Клянусь, я бы точно куда-нибудь дозвонилась. Но в лесу опять воцарилась суматоха, и пришлось уходить под землю, забрасывая себя дарами природы. Пронзительный визг, гогот, звуки борьбы. Грохнул выстрел – не из травматика, всамделишный! Опять меня окружали – орали на юге и на севере. Я дрожала как осиновый лист, поминала всуе свою покойную мамочку, папочку, всех своих нерожденных детей… Люди топали практически по голове – они запыхались, устали.
– Эльвира Алексеевна! – вопил молодой подонок. – Мы всех доходяг перещелкали, с ними уже не интересно! Что с ними делать?
– Тащите на поляну! – орала Эльвира. – К этой чертовой трехрукой сосне! Не забудьте пересчитать! Кто-нибудь видел девчонку?
– Нет, Эльвира Алексеевна, ваша знакомая куда-то пропала!
– Я вам покажу «пропала»! Здесь она! Отловить! Немедленно! Вы что как неживые сегодня, мужики?
– Да куда она денется, Эльвира Алексеевна! Щас поймаем!
– Она здесь!! – завопили вдруг где-то на востоке. – Я ее видел, по оврагу побежала! Там кустарник! Окружай ее, братва!!
– Взять ее!!! – заголосила фальцетом Эльвира. – Да не валите всей толпой! Шесть человек достаточно! Остальные – сгоняйте это быдло на поляну!
Улюлюкали загонщики – игра в индейцев продолжалась. Где-то за деревьями хохотали женщины – Галина с Инной. Им все происходящее доставляло колоссальное удовольствие. Вокруг меня установилась подозрительная тишина. Я извлекла из-под земли фрагмент головы, поморгала. Непонятно, как меня могли заметить где-то там, если я нахожусь где-то здесь? По лесу бегает мой двойник? Но вскоре ветерок из гущи леса на восточной стороне принес разочарованные крики. Объект поймали, но он оказался не мной. Я вспомнила: на одном из несчастных, угодивших под раздачу, была поношенная грязно-зеленая ветровка – того же оттенка, что и на мне. Перепутали сослепу.
– Прочесать всю опушку, мать вашу! – прорвался сквозь чащобу разгневанный вопль.
Мою соседку пустая беготня начинала раздражать. До меня дошло: а ведь я сама на опушке! Снова ужас забрался под кожу, теперь меня наверняка поймают! Я лихорадочно соображала. Большинство врагов где-то слева, в восточной части леса. Нужно бежать на юг, вырыть в чащобе землянку… Я пулей вылетела из насиженного убежища и припустила в глубь леса. Петляла меж деревьев, перепрыгивала через мелкие кустики и очень скоро запыхалась, в груди все тряслось. Шумели слева, шумели за спиной, а я опять попала в «мертвую зону». Хватит, нельзя бежать, довольно искушать судьбу. Я подалась вперед на четвереньках, спустилась в канаву, вскарабкалась на косогор. Справа был кустарник, в котором можно было отдышаться. Я завернула за дерево…
И остановилась, неприятно пораженная. Видно, со слухом моим что-то сделалось. За деревом лежал человек, измазанный кровью и грязью. Чубатый долговязый узбек, успевший схлопотать еще до начала спектакля. Он стонал, пытаясь подняться. Волосы превратились в паклю. Рубашка на груди была разорвана, и тело под ней представляло собой сплошной фиолетовый синяк. Обнаружив, что рядом кто-то есть, он взвыл на монотонной ноте – протяжно так, тоскливо. Приподнял голову… и отвесил челюсть. Кровь сочилась из губы, из раздавленного носа. Он обнял ствол осины и начал подниматься на подвернутых ногах, что-то шамкая синими губами. Я смотрела на него со страхом. Он протянул мне руку, но я не отважилась ее принять. Помимо прочих неприятностей, у него была сломана нога ниже колена – на голени выделялся безобразный волдырь. Возможно, я правильно сделала, что не стала вытаскивать его на себе с поля боя. Мучительный стон привлек внимание. Затряслись кусты, перекликались хриплые голоса. Я опомнилась, сделала такой прыжок в сторону, что голова закружилась, и свалилась точно в кустарник – наполовину мертвый, с голыми засохшими ветвями. Какая тут боль? Я про нее мгновенно забыла, когда увидела, как из-за деревьев выбежали Михеич с раскрасневшимся от возбуждения Колодяжным, повертелись и бросились к дереву, по которому сползал незадачливый гастарбайтер.
Он жалобно залопотал, узрев два ствола, нацеленных в голову, и стал кивать на кустарник. Я чуть не задохнулась от возмущения. Ах ты, стукач несчастный! Ни себе ни людям! По-русски он, к счастью, шарил с трудом или вообще никак. «Копы» не стали вникать в его жесты – слишком возбуждены были, чтобы что-то понимать.
– Краса-авец… – с прищуром процедил Колодяжный.
– Ага, и угадай с трех раз, приедет ли он еще когда-нибудь в эту страну, – рассмеялся Михеич и занес приклад, чтобы двинуть бедолаге по физиономии. Тот зажмурился и оттопырил губу, как будто она могла смягчить удар.
– Гм, – сдержанно проговорил Колодяжный, – не стал бы этого делать.
– Причина? – удивился Михеич, опуская ружье.
– Сам подумай. По башке ему дашь – и придется тащить на себе. А так он сам дойдет. С него уже хватит, он все понял и раскаялся.
– Думаешь? – засомневался Михеич. В словах партнера по охоте имелось рациональное зерно. Переносить тяжести уже не хотелось. – Можешь идти? – поинтересовался он у узбека. Тот сообразил, что избиение откладывается, и энергично закивал.
– Так пошел! – проорал ему в лицо Колодяжный и ткнул пальцем, в какую именно сторону.
Бедолага шел самостоятельно. Его рвало кровью. Он опирался на сломанную ногу и ревел от боли. Двое упырей подталкивали его стволами. Я больше не могла на это смотреть. Меня трясло – и вместе со мной трясся мертвый кустарник. Хорошо, что они не обернулись. Меня тошнило долго и мощно, выворачивало до режущей боли в горле. Я выползла из кустарника, закопалась в первую попавшуюся канаву и долго усмиряла озноб. Мне уже было все равно. Я достала телефон и позвонила 02. Отозвался живой человек, не автомат. У него был убедительный серьезный голос.