– А с кем ты собираешься жить? – неожиданно спросил Савелий, неотрывно глядя ей в глаза.
– Ты до сих пор этого не понял? С тобой, с кем же еще, – фыркнула Лиза. – Я уже не смогу без тебя.
– Вот он я, – жестко ткнул кулаком себя в грудь Савелий. – А в той уютной и спокойной усадебке я буду уже НЕ Я, а некто другой, совсем не тот, которого ты когда-то полюбила и, надеюсь, любишь теперь. Мне нужны в жизни риск, азарт, ощущение опасности; мне нужно всякий раз подтверждение того, что я – лучший в своем деле.
Он нежно посмотрел на Лизу и погладил ее по щеке ладонью.
– А без этого дела я просто зачахну.
– Да ты даже не пробовал… – не на шутку обиделась Лиза.
– А мне незачем пробовать, – ответил он. – Я просто знаю.
И она ушла. А через два месяца он увидел ее в Париже, в небольшом ресторанчике на берегу Сены.
Она была не одна, но все же подошла к столику Савелия.
– Здравствуй.
– Здравствуй. Никогда не думал, что ты любишь Европу, – буркнул он, стараясь не глядеть на нее.
Они немного поговорили, и Лизавета вернулась к своему спутнику. Скажи ей Савелий «пойдем со мной», и она, не раздумывая, бросилась бы к нему в объятия и пошла бы с ним куда угодно. Но Савелий молчал и глядел мимо.
Второй раз они встретились в поезде Москва – Санкт-Петербург. В купе Савелия робко постучали, и после его «открыто!» вошла… Лизавета.
– Привет, – сказала она так, будто они расстались всего несколько часов назад.
– Привет, – ответил Савелий, тоже, как могло показаться, ничуть не удивившийся этому ее появлению.
– К тебе можно?
– Входи, – разрешил Савелий сорвавшимся голосом.
Лиза вошла и… осталась. А полгода назад они обвенчались в приходской церкви Тихвинской Божией Матери.
Настоял на этом уже Савелий.
* * *
Когда Савелий и подполковник Прогнаевский, не пожелав присоединиться к играющим, прошли на палубу, Елизавета осталась в гостиной и пополнила ряды зрителей, наблюдающих за игрой. Однако слова «лоб», «соник», «плие» ничего ей не говорили, и она решила спросить об этом у Афинодора Далматовича, только что покинувшего игровой стол с расстроенным видом.
– Семьдесят рублей коту под хвост, – сокрушался он, краснея полными щечками. – Ну это ж надо, а?
– Не сокрушайтесь так, господин Дорофеев, – тронула его за рукав Лизавета. – Ведь могло быть и хуже.
– Что может быть хуже бездарно потраченных денег? – вскинул на нее круглые глазки Афинодор Далматович. – Ведь сколько раз давал себе зарок не садиться за карточный стол, да нет же, все сажусь и сажусь, старый осел.
– Скажите, Афинодор Далматович, что такое «лоб»?
– Верхняя часть головы, – машинально ответил Дорофеев.
– Да нет, что такое «лоб» в этой карточной игре?
– Верхняя карта в колоде банкира, – ответил бывший депутат Государственной думы.
– А «соник»?
– Следующая за «лбом» карта.
– Господин Дорофеев, дорогой, сделайте милость, объясните мне правила игры в этот банк, – взмолилась Лизавета.
– Зачем же вам это знать? – удивился Дорофеев.
– А может, я сыграть захочу…. Когда-нибудь.
– Помилуйте, голубушка, банк – игра для мужчин.
– Ну Афинодор Далматович, ну миленький, – капризно надула губки Лиза, – вам что, трудно?
– Ну, не трудно, – замялся Дорофеев. – Только к чему вам это?
– Давайте, давайте, говорите, – нетерпеливо сказала Лиза.
– Извольте, – сдался Дорофеев. – Итак, при игре в банк игроки делятся на банкомета и понтеров. У каждого из них перед началом игры своя колода карт. Допустим, вы понтер. Из своей колоды вы выбираете карту и кладете ее рубашкой кверху, никому не показывая. Затем подрезаете колоду банкира…
– Что значит – подрезаете? – перебила его Лизавета.
– Ну… Вы в дурачка умеете играть? – не нашелся ничего ответить Афинодор Далматович.
– Умею, – кивнула головой Лизавета.
– После тасования карт раздатчиком что идет далее?
– Кто-нибудь из игроков снимает колоду, то есть делит ее на две части, и верхняя часть кладется вниз колоды, а нижняя – вверх.
– Верно. Это и называется «подрезать». После этого понтер уже не имеет права ни сменить свою карту, ни изменить ставку. Затем банкомет переворачивает свою колоду лицом вверх. Самая верхняя карта называется «лоб». Ее банкомет сдвигает вправо, открывая следующую карту, которая зовется «соник». Если «лоб» совпадает с выбранной вами картой по достоинству, например, «лоб» – тройка и вы выбрали тройку, то ставку забирает банкомет. Если же с вашей картой совпадает «соник», то выиграли вы. Запомните: «лоб» направо, «соник» налево. Масть карт не имеет никакого значения. Если у банкомета совпали «лоб» и «соник», например два валета, то куш безоговорочно забирает банкомет. Ежели не совпали никакие карты, делается новый круг, пока кто-либо не выиграет. Вот и все.
– Так просто? – удивилась Лизавета.
– Да, так просто, – ответил Афинодор Далматович.
– Спасибо вам, – улыбнулась ему Лиза и, дождавшись окончания партии, громко заявила: – Я тоже хочу понтировать!
– Но, сударыня… – попытался было кто-то возразить, на что, не дав говорившему больше раскрыть рта, Лизавета не сказала – отрезала:
– Еще император Александр Третий провозгласил эмансипацию, что значит равноправие женщин и мужчин. Вы что, против воли покойного государя?
Она распечатала поданную ей колоду и выбрала короля треф.
Понтировали трое: Лизавета, купчина, который до того метал банк, и грузинский князь. Банк теперь метал севший на пароход несколько часов назад в Нижнем Новгороде пожилой господин с густыми бакенбардами и сросшимися с ними сероватыми усами. Он сидел прямо и своим обличьем походил на генерал-фельдмаршала.
– Прошу, – с легкой усмешкой протянул он Лизавете колоду.
– Извольте, – бойко ответила Лиза и мастерски подрезала карты банкомета, вызвав одобрительный гул зрителей.
Пожилой стал метать: направо «лоб», налево «соник» – валет и семерка. У князя – валет, он проиграл. У купчины – туз. Он и Лизавета – при своих.
– Слущи, дарагой, тавай пависим ставку, э? – обратился грузин к банкомету.
– Я не против, – ответил тот.
– И я не против, – буркнул купчина.
– И я, – поспешила сказать Лизавета, так как все взоры обратились на нее.
– И каков будет куш? – поинтересовался банкомет.
– Пятьсот рублэй! – воскликнул князь.
– Не-ет, это мно-ого, – протянул купчина. – Сотенная.