– Один сбежал, – возбужденно перешептывались между собой арестанты. – Значит, можно! И отсюда сбежать можно!

А Стоян шел по снежной целине, неся в руках тяжелые цепи, и пот ручьями катил по его спине и груди, несмотря на стужу и пронизывающий ветер.

Дойдя до леса, Варфоломей попытался разбить кандалы камнем. Замерзшие пальцы слушались плохо, но все же одно кольцо отпало. Второе сбить не удалось, и он пошел дальше, таща за собой цепь, оставляющую на снегу змеиный след. Он шел и шел, увязая в сугробах и теряя силы. И вдруг услышал стук топора. Он пошел на стук и увидел пожилого крестьянина, рубившего дрова.

– Отец, сделай милость, разбей цепи, ради Христа, – почти взмолился Стоян. – Сделай доброе дело, мил-человек.

– Об чем речь, сделаем, – усмехнулся мужик, держа топор наготове. А затем связал его и привел в полицейский участок.

На следующий день Стоян был опять в крепости. Ему выдали шестьдесят ударов розгами и бросили в камеру, где он, еле ворочая языком, без конца рассказывал сокамерникам свою невеселую эпопею.

В начале июля того же года каторжане, несшие в прачечную белье, увидели целую ватагу надзирателей и сладко улыбающегося помощника начальника тюрьмы. Они волокли из второго корпуса в карцер группу арестантов, как выяснилось, замысливших совершить побег и уже начавших подкоп под стену крепости. Их выдал один арестант-бессрочник. Перед карцером им полагалось получить по пятьдесят ударов розгами, а заводчику подготовки побега – семьдесят. Им оказался Варфоломей Стоян.

Глава 29 ЖИЛЕЦ «МОГИЛЬНИКА»

В Санкт-Петербург Савелий приехал рано утром. Город он знал хорошо, посему без особого труда оторвался от слежки встречающих его филеров «сквозняками» – проходными дворами, коих в Питере было неимоверное множество. Удостоверившись, что «хвоста» за ним нет, он доехал на извозчике до Морской улицы, где сдавались хорошие меблированные комнаты.

– Мне нужен нумер с телефоном, – заявил он распорядителю.

– Телефоны есть только в нумерах люкс на третьем этаже, – получил он ответ. – Это шесть комнат: две спальни, гостиная, столовая, зала и кабинет. Есть буфетная и ванная комната. И, конечно, телефон. Стоимость таких нумеров – восемьдесят рублей в сутки.

– Годится, – коротко ответил Савелий. – Вот, – он достал пухлый бумажник. – Получите пока за трое суток.

– Как вас записать? – вежливо поинтересовался распорядитель.

– Статский советник Постнов, – с достоинством и неким апломбом ответил Савелий.

– Ваш нумер тридцать шестой, – подавая ему ключи, сказал распорядитель. – Вас проводить?

– Не стоит, – ответил Савелий и пошел по ковровой дорожке к лестнице.

Войдя в свой нумер, Савелий поставил вещи и первым делом взялся за телефон.

– Соедините меня с начальником Шлиссельбургской тюрьмы, – сказал он в трубку.

– Начальник Шлиссельбургской центральной тюрьмы Зимберг у аппарата, – после хрипов и потрескиваний услышал Савелий.

– С вами говорит член Совета Императорского Человеколюбивого общества статский советник Постнов.

– Слушаю вас, господин Постнов.

– У меня предписание Совета общества посетить ваше, так сказать, заведение.

– На предмет? – хрипло отозвался в трубке голос начальника тюрьмы.

– На предмет условий содержания арестантов. Я являюсь товарищем председателя Медико-филантропического комитета общества, и моя прямая обязанность…

– Это, к сожалению, невозможно, господин Постнов, – перебил Савелия Зимберг. – Посторонние в наше, как вы выразились, заведение не допускаются.

– Боюсь, вы делаете большую ошибку, господин Зимберг, – подпустив в голос строгости, сказал Савелий. – Императорское Человеколюбивое общество является правительственной благотворительной организацией. И ежели вы желаете получить прямое указание о законности моей миссии в вашу тюрьму от попечителя общества их высокопревосходительства председателя Совета Министров господина Столыпина или председателя Совета общества, сенатора и действительного тайного советника господина Акимова, являющегося также председателем Государственного совета, я могу это устроить. Конечно, после моего рапорта о вашем саботировании моего визита к вам.

– Хорошо, – послышалось в трубке после недолгого молчания. – Приезжайте завтра.

* * *

Дневной свет острой бритвой резанул по глазам, голова закружилась и поплыла.

– Давай, давай, выходи из карцера, – беззлобно буркнул надзиратель, и Стоян поднялся с жесткой кушетки.

– А что так рано? – спросил он, часто моргая глазами. – Месяц же вроде еще не прошел?

– Да птица к нам какая-то крупная едет. Завтра будет здесь. Вот их высокоблагородие господин Зимберг и велел ослобонить темные карцеры.

Ноги слушались еще плохо, но глаза уже попривыкли к свету, и Варфоломей увидел, что его ведут не во второй корпус.

– Куда это вы меня ведете? – с тревогой спросил Стоян, остановившись.

– Топай давай, – сунул ему в спину кулаком конвойный. – Веду туда, куда начальство приказало.

Они прошли к третьему корпусу, поднялись на крыльцо и вошли в коридор. Там царила мертвая тишина.

– Как в могиле, твою мать, – буркнул Стоян, косясь на двери одиночных камер.

Поднялись по чугунным ступеням на второй этаж, и конвойный сдал Стояна с рук на руки коридорному надзирателю.

– Как звать? – негромко спросил надзиратель.

– Варфоломей Андреев Стоян! – гаркнул арестант.

– Тише ты, – зашипел на него надзиратель и повел Стояна в конец коридора.

Его закрыли в угловой камере – четыре шага в длину, два в ширину. Привинченная к стене железная кровать была замкнута на замок. С другого боку находилась привинченная к стене железная скамеечка, с торца – привинченный же к стене железный столик. Слева у двери стоял стульчак, заменявший парашу, сбоку от него торчал из стены водопроводный кран над жестяной раковиной, а возле кровати в углу пыхала жаром батарея парового отопления.

Закончив осматривать свое новое пристанище, Стоян стал бухать в дверь кулаком.

– Не стучи, – открылось дверное оконце.

– Отведите меня во второй корпус! – заорал в оконце Варфоломей. – Или обратно в карцер.

– Не кричи, – почти шепотом приказал надзиратель. – Ты нарушаешь здешний порядок.

– Вот и отведите меня в карцер за это! – продолжал кричать Стоян, нарушая тишину этого мертвого царства.

– Ну-ну, – успокаивающе пробурчал надзиратель. – Для тебя и тут будет карцер.

Оконце тихо закрылось. Варфоломей подошел к крану, постоял малость, невесть о чем думая, плеснул в лицо невской водицей и бессильно сполз спиной по стенке на каменный пол.