— Наверное, я проклята, — пожаловалась она.
— Это всего лишь зимняя снежная буря на Севере, а вовсе не проклятие. Я уверен, завтра погода улучшится.
— А Егоров сказал, что пурга может продлиться несколько дней! — рявкнула на меня Кейра.
— На тебе лица нет, ты должна отдохнуть. Даже если непогода продлится двое суток, это еще не конец света. Твоим утренним находкам цены нет.
— Почему ты все время самоустраняешься. Без тебя мы бы никогда сюда не добрались и не пережили всего того, что пережили.
Я припомнил безумие последних педель, и великодушное замечание Кейры показалось мне двусмысленным. Она прижалась ко мне, и я мысленно благословил шквалистый ветер и пургу, подарившие нам эти мгновения передышки, позволив побыть вместе.
Назавтра погода только ухудшилась, буря усилилась, было темно, как ночью, и выходить из палатки без страховки и мощного фонари не следовало, даже в столовую. Ближе к вечеру Егоров сообщил, что худшее позади и ветры с севера прогонят циклон с плато. Он надеялся возобновить работу уже на следующий день, и мы с Кейрой попытались определить, сколько снега придется отгрести, прежде чем можно будет начать копать. Чтобы убить время, мы сели играть в карты. Кейра то и дело отходила проверить, не стихла ли буря, и всякий раз возвращалась разочарованная.
В шесть утра меня разбудил звук шагов рядом с палаткой. Я бесшумно поднялся, рас стегнул молнию и высунул голову наружу.
С серого неба сыпался мелкий снежок, в тусклой предрассветной мгле вырисовывались очертания семи истуканов. И тут мое внимание привлекло нечто, чего я предпочел бы не видеть. У подножия каменного исполина, ставшего, по нашему предположению, усыпальницей древнего шамана, в луже крови валялось тело моего современника.
Появившись из-за горы, десятка три коммандос в белых комбинезонах бесшумно продвигались вперед, готовясь окружить лагерь. Один из наших телохранителей получил пулю в грудь, когда выходил из палатки, но успел выстрелить и поднял тревогу.
Нападавшие расстреливали людей Егорова в упор из автоматов, началась настоящая бойня. Двое нападавших были ранены из помповых ружей, но преимущество было на их стороне.
Стрельба разбудила Кейру, она рывком села на кровати, заметила, что я побледнел от ужаса, и вопросительно взглянула на меня. Я велел ей одеваться, а сам попытался оценить ситуацию: выползти сзади невозможно, ткань слишком прочная. Поддавшись панике, я схватил лопатку и принялся судорожно копать. Кейра осторожно подошла ко входу, я обернулся и дернул ее за ногу, оттаскивая внутрь.
— Они расстреливают все, что движется, держись подальше от стенок и помоги мне!
— Ты впустую тратишь силы и время, Эдриен, лед твердый, как дерево. Кто они?
— Понятия не имею. Они начали палить, не представившись!
На улице теперь стреляли очередями, я не выдержал и выглянул наружу, о чем немедленно пожалел: люди в белых комбинезонах подобрались к одной из палаток, посветили внутрь и перебили всех ее обитателей, после чего занялись следующей.
Я застегнул молнию на входе, вернулся к Кейре и прикрыл ее своим телом в тщетной попытке защитить.
Она подняла голову, печально улыбнулась и поцеловала в губы.
— Боюсь, это бесполезно, мой возлюбленный рыцарь. Я люблю тебя и ни о чем не жалею.
Нам оставалось одно — ждать развязки. Я обнял Кейру и прошептал, что тоже ни о чем не жалею. Наши любовные признания были прерваны ворвавшимися в палатку автоматчиками. Я еще теснее прижал к себе любимую женщину и закрыл глаза.
Малый Каменный мост
Гладь Водоотводного канала сковал прочный лед. Человек, носивший кодовое имя Москва, шел на работу пешком. Его персональный черный «мерседес» ехал следом на небольшом отдалении. Он достал мобильный телефон и набрал номер Лондона.
— Операция завершена, — сообщил он.
— У вас странный голос. Что-то пошло не так?
— Не совсем так, были сложности.
Эштон затаил дыхание, ожидая подробностей.
— Боюсь, отчет от меня потребуют скорее, чем я предполагал, — продолжал его собеседник. — Люди Егорова отчаянно защищались, у нас есть потери.
— Мне нет дела до ваших людей, — перебил его Эштон. — Говорите, что с учеными!
Москва прервал разговор, сделал знак водителю, телохранитель вылез из машины и открыл дверцу. Москва устроился на заднем сиденье, и «мерседес» на полной скорости рванул с места. Телефон надрывался, но он не ответил ни на один звонок.
В рабочем кабинете он не задержался и отправился в Шереметьево, где уже ждал под парами частный самолет. Черная машина с включенной сиреной проталкивалась через пробки. Москва раздосадованно вздохнул: в Екатеринбурге он будет только через три часа.
Мань Пупу-нёр
Ворвавшиеся в палатку люди вытащили нас наружу. Плато семи уральских идолов было усеяно окровавленными телами. Выжил только Егоров, он лежал, уткнувшись лицом в землю, скованный наручниками. Его сторожили шестеро автоматчиков. Егоров поднял голову, чтобы попрощаться с нами взглядом, и тут же получил жестокий удар ботинком по затылку. Раздался глухой шум мотора, поднялся снежный вихрь, над склоном появился мощный боевой вертолет и через минуту приземлился в нескольких метрах от нас. Двое коммандос дали нам дружеского тычка в спину и рысью поволокли к машине. Нас в буквальном смысле слова закинули внутрь, а один боец поднял вверх большой палец, словно выражая нам восхищение. Пилот сделал круг, и Кейра прильнула к стеклу, прощаясь с лагерем.
— Они хотят все разрушить, — произнесла она бесцветным голосом.
Я наклонился к иллюминатору, и моему взору представилось ужасающее зрелище. С десяток людей в белых комбинезонах сбрасывали в шумерские захоронения трупы людей Егорова, другие снимали палатки. Кейра была безутешна.
Никто из шести членов экипажа не обменялся с нами ни словом. Нам предложили кофе и бутерброды, но мы отказались, не чувствуя ни голода, ни жажды. Я крепко сжал руку Кейры.
— Не знаю, куда нас везут, — сказала она, — но боюсь, это конец наших приключений.
Я обнял ее за плечи и прижал к себе, напоминая, что мы все еще живы.
Через два часа полета сидевший перед нами человек попросил, чтобы мы пристегнулись. Машина заходила на посадку. Как только шасси коснулось бетонных плит, люк отъехал в сторону. Мы оказались у ворот ангара, где стоял двухмоторный самолет с российским флагом на фюзеляже, но без опознавательных номеров и знаков. Мы поднялись по трапу в салон и увидели двух типов в темно-синих костюмах. Мысленно я окрестил их «толстым» и «тонким». Сухощавый поднялся и одарил нас лучезарной улыбкой.
— Счастлив видеть вас живыми и здоровыми, — сказал он на безупречном английском. — Полагаю, вы крайне утомлены, но не беспокойтесь, мы взлетаем немедленно.