Атмосфера на Крессвелл-плейс была гнетущая. Кейра не могла разговаривать даже с Жанной, я понял, что дело плохо, и решил увезти ее на Гидру. Солнце пойдет на пользу нам обоим.
Греция
Афинский паром высадил нас в порту Гидры в десять утра. С причала я заметил Элену: моя тетка, надев фартук, энергично орудовала кистью, подновляя выкрашенный в голубой цвет фасад магазина.
Я поставил чемоданы и шагнул к ней, рассчитывая сделать сюрприз, но тут… из лавочки появился Уолтер в клетчатых шортах, смешной панаме, огромных темных очках и с мастерком в руке. Он во весь голос, чудовищно фальшивя, распевал песню из «Грека Зорбы».
— Где вы пропадали?! — сердито воскликнул он, торопясь нам навстречу.
— Сидели под замком в погребе! — ответила Кейра, обнимая его. — Нам вас недоставало, Уолтер.
— Что вы делаете на Гидре в разгар рабочей недели? — вмешался я. — Разве вам не нужно быть в Академии?
— Во время последней встречи в Лондоне я сказал, что продал машину и приготовил вам сюрприз. Вы никогда меня не слушаете!
— Ничего подобного! — возмутился я. — Но вы не уточнили, что это за сюрприз.
— Уточняю: я решил переменить работу, отдал остатки моих скромных сбережений Элене, и мы, как вы сами могли убедиться, обновляем магазин. Расширим торговый зал, и уже через год я надеюсь удвоить доход. У вас нет возражений против такого плана?
— Я счастлив, что моя тетка наконец нашла себе столь выдающегося управляющего, — ответил я, похлопав старину Уолтера по плечу.
— Отправляйтесь-ка поскорее к вашей матушке, Элена уже звонит ей…
Калибанос одолжил нам двух осликов — самых резвых, по его словам. Мама подготовилась к встрече, как это от века было принято на острове, устроив грандиозную вечеринку. За столом Уолтер и Элена сидели рядом, что означало: они не просто соседи.
После трапезы Уолтер увел нас с Кейрой на террасу и вынул из кармана перевязанный веревочкой носовой платок.
— Отдаю вам эти фрагменты. Я перевернул страницу. Академия наук осталась в прошлом, мое будущее — здесь, — сказал он, указав рукой на море. — Решайте сами, что с ними делать. И последнее, — продолжил он, глядя на меня, — я оставил в вашей комнате письмо, Эдриен, но прошу повременить с прочтением неделю-другую…
И Уолтер вернулся к Элене.
Кейра пошла в комнату и убрала узелок с фрагментами в ящик ночного столика.
На следующее утро она захотела отправиться в бухту, где мы купались в ее первый приезд на остров. Мы устроились на краю длинного каменного мола, Кейра достала узелок и подняла на меня полные печали глаза.
— Отдаю их тебе… Я понимаю, что значит это открытие для нас обоих, но мне неизвестно, насколько правдивы слова и обоснованны страхи тех людей, мне недостает ума, чтобы правильно все оценить. Знаю только, что люблю тебя. Если решение обнародовать наше открытие станет причиной смерти хотя бы одного ребенка, я нам этого не прощу и не смогу остаться с тобой, хотя жить в разлуке будет невыносимо. Во время нашего невероятного путешествия ты не раз говорил, что решать должны мы оба. Возьми эти фрагменты, поступи с ними так, как сочтешь нужным, и знай, что я приму любое твое решение и буду всегда уважать тебя.
Она вложила мне в руку узелок и оставила одного.
Я столкнул в воду стоявшую на песке лодку и сел на весла.
Отплыв от берега на милю, я развязал веревочку и долго смотрел на лежавшие в платке фрагменты. Перед моим мысленным взором пронеслись тысячи километров пути, пройденного нами в поисках сокровищ. Я видел озеро Туркана с островом в самом центре, храм на вершине горы Хуашань, монастырь в Сиане и ламу, спасшего нам жизнь; я слышал, как шумят двигатели самолета, летящего в небе над Бирмой; вспоминал, как мы сели для дозаправки на рисовое поле, как весело подмигнул нам пилот после приземления и как мы плыли на корабле на остров Наркондам; мысленно я снова побывал в Пекине и в тюрьме Гартар, в Париже, Лондоне и Амстердаме, в России и на плато Мань-Пупу-нёр; я восхищался красотой живописной долины Омо, видел будто наяву лицо Гарри. И самым прекрасным в каждом из этих воспоминаний было лицо Кейры.
Я вытряхнул содержимое платка в море…
Едва я вернулся на берег, как завибрировал мой сотовый. Я узнал голос звонившего.
— Мы благодарны вам за мудрое решение — торжественно провозгласил сэр Эштон.
— Но откуда, черт возьми, вам это известно?! Я только что…
— Вы были у нас на мушке с самого отъезда. Возможно, однажды… но не сейчас: человечеству предстоит пройти еще очень долгий путь.
Я был в таком бешенстве, что зашвырнул телефон в море, не дослушав высокопарную тираду Эштона, сел на ослика и вернулся домой.
Кейра ждала меня на террасе. Я отдал ей платок Уолтера:
— Думаю, будет правильно, если ты вернешь ему это.
Кейра молча сложила платок и повела меня в спальню.
Первая ночь
В доме все спали. Стараясь не шуметь, мы с Кейрой прокрались к изгороди, где были привязаны ослики. На пороге появилась моя мать:
— Если собираетесь на пляж — что само по себе чистое безумие в это время года, — возьмите хотя бы полотенца, иначе простудитесь, сидя на влажном песке.
Она сунула нам в руки два полотенца, два фонарика и удалилась.
Мы устроились у самой кромки воды, и Кейра положила голову мне на плечо. Полная луна заливала берег таинственным светом.
— Не жалеешь? — спросила она.
Я взглянул на нее и подумал об Атакаме.
— Каждое человеческое существо состоит из миллиарда клеток, эта планета населена миллиардами людей, и с каждым годом нас становится все больше: во Вселенной миллиарды миллиардов звезд. А что, если эта Вселенная, пределы которой, как я полагал, мне известны, всего лишь ничтожная частица еще большего целого? Что, если наша Земля — только клетка в утробе матери? Рождение Вселенной подобно чуду рождения новой жизни, всякий раз повторяется одно и то же чудо — от неизмеримо огромного до бесконечно малого. Можешь себе представить потрясающее зрелище — рождение нового мира глазами его матери? Нет, все-таки жизнь — невероятная, фантастическая программа.
— Но кто написал столь совершенную программу, Эдриен?
Айрис родилась девять месяцев спустя. Мы не крестили дочь, но когда ей исполнился год, впервые взяли с собой в долину Омо, где она познакомилась с Гарри и получила от нас в подарок кулон…
Не знаю, какой путь в жизни выберет Айрис, когда вырастет, но, если она захочет узнать, что за странную подвеску носит на шее, я прочту ей строки из древнего текста, который передал мне один старый профессор.
Есть легенда о том, что младенец в утробе матери знает тайну сотворения Вселенной, происхождения мира и конца времен. Когда он появляется на свет, некий посланец, проходя мимо его колыбели, касается пальцем его уст, чтобы никогда он не мог выдать доверенную ему тайну — тайну жизни. Этот палец, приложенный к устам, навсегда лишает младенца памяти и оставляет отметину. Все, кроме меня, имеют посреди верхней губы эту отметину.