— Есть, но я ее никогда не ношу: по-моему, пижамы старят.
— По-твоему, я выгляжу стариком? — спросил Саймон, разводя руками. — Надевай халат, пойдем прогуляемся. Ты вытащил меня из дому, чтобы я помог тебе развеяться, разве нет?
Проходя мимо полицейского участка на Чарльз-стрит, Саймон окликнул постового: не видал ли тот гладкошерстную таксу? Полицейский огорченно ответил, что нет, такса здесь не проходила. Саймон поблагодарил его и проследовал дальше, во всю глотку подзывая «Фредди».
— Я бы предпочел не гулять вдоль реки, — простонал Эндрю на углу Уэст-Энд-хайвей.
— Есть известия от твоего детектива?
— Пока что никаких.
— Если твоей смерти хочет коллега, мы его быстро нейтрализуем, а если это не он и до начала июля мы ничего не наскребем, то, не дожидаясь девятого июля, я увезу тебя из Нью-Йорка.
— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Я не желаю отказываться от своей работы и проводить жизнь в бегах.
— Когда ты улетаешь в Аргентину?
— Через несколько дней. Не скрою, идея оказаться подальше от всего этого мне очень по душе.
— Особенно это понравится Вэлери… А ты там гляди в оба. Всё, пришли. Сможешь вернуться один в таком виде?
— Я не один, я ведь выгуливаю Фредди, — заверил Эндрю Саймона, прощаясь.
И он удалился такой походкой, словно вел на поводке собаку.
* * *
Недолгий сон Эндрю был прерван телефонным звонком. Он неуклюже схватил трубку и узнал голос детектива. Тот уже ждал его в кафе на углу.
Эндрю нашел Пильгеса в «Старбакс», на том же месте, которое занимал накануне Саймон.
— У вас для меня плохие новости? — предположил он, усаживаясь.
— Я нашел миссис Капетту, — сообщил отставной детектив.
— Как вам это удалось?
— Вряд ли это что-то меняет. У меня совсем мало времени, не хочу опоздать на самолет.
— Уже улетаете?
— Я не могу засиживаться в Нью-Йорке, да и вам скоро в путь. Сан-Франциско — не такое экзотическое место, как Буэнос-Айрес, но это мой город. Меня ждет жена, ей не терпится опять начать меня пилить.
— Что вы узнали в Чикаго?
— Миссис Капетта — настоящая красавица: глаза как угли, взгляд пробирает до костей. Наверное, Капетта не слишком упорно ее искал: она живет себе под старой фамилией, одна с сыном, всего в двух кварталах от того места, где было опущено ее письмо вам.
— Вы с ней поговорили?
— Нет, то есть да, но не о нашем деле.
— Не понимаю…
— Я притворился наивным дедом, загорающим на лавочке, и рассказал ей, что у меня внук одного возраста с ее сыном.
— Так вы дедушка?
— Нет, мы с Наталией встретились слишком поздно, чтобы завести детей. Но мы обожаем как родного сынишку одной женщины — нейрохирурга, я вам о ней рассказывал. Ее муж — архитектор. Мы очень сблизились с ними. Мальчишке пять лет, мы с женой его ужасно балуем. Не заставляйте меня и дальше рассказывать о своей жизни, иначе самолет улетит без меня.
— Зачем было с ней болтать, раз допроса все равно не вышло?
— Есть разные способы допрашивать. Вы предпочли бы так: «Пока ваш отпрыск занят в песочнице, извольте признаться, имеется ли у вас намерение в следующем месяце пырнуть ножом журналиста „Нью-Йорк таймс“»? Нет, я предпочел войти к ней в доверие, сидя в парке и обсуждая всякую всячину. Способна ли она на убийство? Если честно, не знаю. Это, без сомнения, особа с характером — от одного ее взгляда кровь стынет в жилах — и недюжинного ума. Но мне не верится, что она пошла бы на риск разлуки с сыном. Даже те, кто убежден в возможности совершить идеальное преступление, в глубине души опасаются быть пойманными. Что меня насторожило — так это решительность, с которой она мне солгала в ответ на вопрос, замужем ли она: ответила без малейшего колебания, что ее муж и дочь погибли в заграничной поездке. Если бы я не был знаком с мистером Капеттой, то непременно бы ей поверил. Вернувшись в Сан-Франциско, я обращусь к моим нью-йоркским знакомым и продолжу изучение лиц из моего списка, включая вашу жену и редакторшу, как бы это вас ни задевало. Как только что-то узнаю, немедленно вам сообщу и при необходимости снова прилечу сюда, когда вы вернетесь из Буэнос-Айреса, только в следующий раз за билет платите вы.
Пильгес отдал Эндрю клочок бумаги и встал.
— Это адрес миссис Капетты. Сами решайте, сообщать ли его мужу. Берегите себя, Стилмен, за всю свою карьеру я не сталкивался с такими безумными историями, как ваша. Я обеспокоен: чувствую, готовится какая-то мерзость.
* * *
Опять редакция, монитор компьютера. Мигание красной лампочки на телефоне: поступило звуковое сообщение. Мариса, барменша из бара в его гостинице в Буэнос-Айресе, хотела что-то ему сообщить и просила побыстрее перезвонить. Эндрю как будто помнил этот разговор, но даты и события уже путались в памяти. Нелегко сосредоточиться на текущих событиях, когда переживаешь одно и то же дважды. Разыскивая свои записи, он склонился над ящиком стола. В прошлый раз, запирая его на цифровой замок, он ввел трижды подряд дату своего рождения. Теперь замок не открывался: кто-то успел с ним повозиться. Эндрю выглянул из-за перегородки. В закутке Олсона было пусто. Он полистал блокнот и нашел страницу с датой разговора с Марисой. Там не было ни строчки. Он со вздохом набрал продиктованный ею номер.
Подруга ее тетки ручалась, что опознала бывшего пилота ВВС, чья внешность подходила под описание человека, носившего при диктатуре фамилию Ортис. Теперь он хозяин дубильной фабрики, снабжает сырьем производителей сумок, обуви, конской сбруи и ремней по всей стране.
Подруга тетки опознала его в момент доставки груза клиентам в пригороде столицы. Эта женщина была одной из матерей, проводивших демонстрации на площади Мая, на стене ее гостиной висел плакат с фотографиями всех военных, которых сначала осудили за преступления во времена диктатуры, а потом амнистировали. Эти фотографии были у нее перед глазами с утра до вечера с того самого момента, когда в июне 1977 года пропали ее сын и племянник. Женщина не соглашалась подписывать документы о признании кончины сына до тех пор, пока ей не предъявят его останки, и знала, как и родители остальных тридцати тысяч «исчезнувших», что этого никогда не произойдет. Годами она ходила по площади Мая вместе с другими женщинами, держа плакат с портретом своего сына, и требовала власти к ответу. Когда она столкнулась с тем человеком перед шорной мастерской на улице 12-го Октября, у нее похолодела кровь. Чтобы не выдать охватившие ее чувства, она изо всех сил вцепилась в свою корзинку и присела на низкую каменную ограду. Дождавшись, пока тот человек выйдет, она пошла следом за ним по улице 12-го Октября. Кто обратит внимание на старушку с корзинкой? Он сел в машину, она запомнила ее марку и номер. Организация матерей площади Мая сумела выяснить адрес того, кто, по ее убеждению, раньше звался Ортисом, а теперь стал Ортегой. Жил он неподалеку от своей дубильни в Думесниле, близ Кордовы. Машина с улицы 12-го Октября оказалась арендованной, он вернул ее в аэропорту, откуда улетал.