Эндрю не мог не вспомнить миссис Капетту. Луиза обернулась. Глаза у нее покраснели, но взгляд был гордый.
— Найдите его, молю вас об этом всем сердцем. Если не его самого, то по меньшей мере то, что от него осталось…
Луиза забрала свою корзинку и шагнула к двери. Провожая ее взглядом, Эндрю поймал себя на мысли, что за время их разговора она очень постарела. Всю ночь ему снилась встреча с Ортисом. Впервые у него появилась надежда на успех плана Альберто.
* * *
Под вечер у Эндрю зазвонил телефон. Он потянулся за ним, и от этого ничтожного усилия его пронзила резкая боль.
— Когда ты обещаешь перезвонить через пять минут, то…
— Я в больнице, Саймон.
— Кого-то навещаешь?
— Нет, здесь навещают меня самого.
Он рассказал о том, как на него напали, взяв с Саймона слово ничего не говорить Вэлери. Саймон был готов лететь в Аргентину, но Эндрю ему категорически запретил. Он и так привлек к себе внимание, а появление Саймона все бы еще больше усложнило.
— Полагаю, сейчас не время докладывать тебе о жене Капетты?
— Наоборот, у меня выдался очень скучный уик-энд.
— Она вяжет днем в скверике, пока мальчуган играет в песочнице.
— Ты с ней говорил?
— Ну, как сказать…
— Это все?
— Все, не считая того, что у меня не укладывается в голове, как такая красотка умудрилась выйти за этого Капетту. Наверное, во мне говорит ревность.
— Действительно красотка?
— Брюнетка, глаза чернее ночи, а во взгляде — беспросветное одиночество и страдание.
— Ты все это понял, просто наблюдая за ней?
— Я обращаю внимание на любую женщину. Люблю я женщин, что ж такого?
— Кому ты это рассказываешь, Саймон?
— Так о чем я?.. Он зашла в «Макдоналдс» выпить кофе. Ее сынок притащил слишком тяжелый поднос, ну, я и подстроил, чтобы он его на меня опрокинул… Пожертвовал, между прочим, джинсами во имя общего дела! Мамаша вскакивает — и ну извиняться! Я строю рожу, и вот уже паршивец, готовившийся разреветься, хохочет до упаду. Я сую ему десятку на кофе и наггетсы, а сам под предлогом того, что мне нужны салфетки с ее столика, подсаживаюсь к ней, и мы вместе ждем возвращения мальчугана.
— Теперь я тебя узнаю!
— Как мне больно, что у тебя такое представление обо мне!
— Что она тебе рассказала?
— Что поселилась в Чикаго после кончины мужа, чтобы начать с сыном новую жизнь.
— Траур по отцу ребенка, который жив и здоров? Хороша вдовушка!
— При упоминании покойного у нее было такое суровое выражение лица, что у меня кровь похолодела. Вообще, в ней есть что-то пугающее.
— Что тебя так напугало?
— Даже не объяснить. Просто в ее обществе я чувствовал себя не в своей тарелке.
— Она сказала тебе о поездке в Нью-Йорк?
— Нет. На прощание я сам ей сказал, что если она там окажется и ей что-то понадобится, то пусть звонит мне, но она ответила, что никогда туда не вернется.
— Подумала, наверное, что ты за ней приударяешь.
— Если бы я это сделал, то она бы точно передумала.
— Могу себе представить!
— Вот именно! Но я не забывал о своей миссии. Я же деловой человек, в Чикаго меня привели дела. Я отец троих детей и души не чаю в своей женушке.
— Что тебя заставило прикинуться отцом семейства? Перегрелся на солнышке?
— Я думал, что тебе меня не хватает, но раз так, то…
— Как ты думаешь, она способна на убийство?
— Сил в избытке, врет про свою жизнь и свои планы, вызывает безотчетную тревогу… Не вполне Джек Николсон в фильме «Сияние», но, уверяю тебя, от ее взгляда по коже начинают ползать мурашки. Нет, серьезно, Эндрю, зачем тебе терять время в Буэнос-Айресе, если ты решил, что через несколько недель тебя убьют?
— Я должен использовать этот второй шанс, Саймон. Я могу защитить Вэлери от собственных сомнений и довести до конца расследование, исход которого имеет значение не только для меня. Сегодня это мне еще яснее, чем вчера.
Эндрю попросил друга об очередной услуге: после их разговора купить букет цветов и отправить его Вэлери с запиской, текст которой он тут же продиктовал.
После этого Эндрю, лежавшему в палате больницы в Буэнос-Айресе, показалось, что он слышит голос Луизы, шепчущий ему на ухо: «Если миссис Капетта считает тебя виноватым в утрате дочери, то поберегись!»
* * *
После осмотра утром в понедельник доктор Геррера отпустил пациента восвояси, и после полудня Эндрю покинул больницу.
Мариса поджидала его в машине. После короткой остановки в отеле они поспешили в бар, где должны были встретиться с Альберто и его товарищами.
Эндрю уселся за столик в глубине зала. Альберто был один. Он развернул большой лист бумаги и начертил маршрут поездки Ортиса.
— На выезде из Вилла-Марии сломавшийся грузовик, перегородивший дорогу, заставит его свернуть с шоссе номер девять. Водитель поедет на юг, к шоссе номер восемь. Вы тем временем доберетесь до Гахана. У холма — вы его легко найдете по маленькой статуе Девы Марии под стеклянной пирамидой — вы увидите справа, в полусотне метров от дороги, три башни зернового элеватора. К ним ведет грунтовка. Вы с Марисой притаитесь там. Не забудьте потушить фары. Можете поспать по очереди.
Если Ортис выедет из Думеснила часов в девять вечера, то к четырем утра доберется до Гахана. Остальное предоставьте нам: мы разбросаем на дороге железки, и мимо холма с Девой Марией машина Ортиса проедет разве что на ободах.
— А если кто-то проедет там раньше него?
— В такой час там не будет ни души.
— Откуда такая уверенность?
— Наши люди будут наблюдать за выездами из Оливии, Часона, Арьяса, Санта-Эмилии, Колона и Рохаса. За четверть часа до его приближения нас предупредят, и приготовим ему неприятность только тогда, когда будем точно знать, что он направляется к нам.
— Там есть город под названием Оливия? — спросил Эндрю.
— Да, а что?
— Просто так.
— Когда его машина встанет, дождись, пока его люди уйдут в Гахан. С тремя тебе одному не сладить. Сдается мне, ты недавно имел с ними дело и, судя по твоему виду, столкновение завершилось не в твою пользу.
— А я не в счет? — обиделась Мариса.
— Твое дело рулить. Не смей выходить из-за руля, даже если по нашему смельчаку-журналисту откроют огонь. Ты хорошо меня поняла, Мариса? Я не шучу. Если с тобой что-то случится, твоя тетка казнит меня прямо здесь, при свете дня.