Однако белым по черному в объявлении значились имена участников: Аллен Гинзберг и Филипп Орловский, Джон Ашбери, Тэд Берриган, Джон Жиорно, Андрей Вознесенский… (Откуда на хуй Андрей Вознесенский — «специальный гость»?! Русские эмигранты утверждали, что его не пускают за границу). Были еще поэты помельче, имена которых я не упомнил. И были группы. Но какие! «Б-52», «Пластматикс», «Ричард Хэлл и его группа», а с ними — «специальный гость» — сам Элвис Костэлло!
Я поклялся себе, что зубами прогрызу вход в дыру, как крыса. Я позвонил Леньке Лубяницкому, так как был уверен, что он всемогущ. Ленька — фотограф. Всемогущий Ленька жил тогда на шестой авеню у Тридцатых улиц и усиленно пробивался в люди. Он сам отштукатурил и перестроил производственное помещение в фотографическую студию и приобрел списанный сейф, чтобы хранить в нем фотоаппараты. Дом Леньки часто грабили. Под Ленькой жил слесарь. Над Ленькой — гадалка мадам Марго.
— Ленчик, — сказал я. — Я узнал, что Вознесенский в городе. Сегодня вечером в «СиБиДжиБи» выступает он и еще куча поэтов и панк-группы! Самые лучшие группы, самые крутые. Я хочу попасть туда. Пойдем?
— В начале откройте мне секрет, Поэт, что такое «СиБиДжиБи»? Вы ведь знаете, я неграмотный.
— Ленчик! Вы никогда не слышали о «СиБиДжиБи»? — Мне стало жаль Леньку.
— Никогда, Поэт. Простите мне мое невежество.
Я ему объяснил.
— Вам очень нужно туда попасть, Поэт?
— Очень, Ленчик. Я втайне решил взять с собой переводы нескольких своих стихотворений, чтоб, если вдруг представится возможность, прочесть их.
Шел 1978 год, ни эмигрантские, ни американские издания меня не печатали. Я страдал от комплекса неполноценности.
— Убедили, Поэт, — сказал Ленька. — Я тут, правда, собирался засунуть шершавого одной даме, но если Родина требует…
Ленька бывает до невозможности вульгарен. Как старый солдат, как холостяк старшина. Однако вульгарность ему идет. К тому же, у Леньки есть множество качеств, оттесняющих его вульгарность на задний план. Наше знакомство началось с того, что мы оказались сидящими рядом на полу чьей-то студии. Мы поговорили минут десять, ему нужно было уходить по делам… Вдруг я почувствовал, что новый знакомый опустил нечто в карман моего пиджака.
— В чем дело? — спросил я.
— Несколько долларов, — смутился Ленька. — Пойдите пожрите, Поэт, вы очень бледный.
Я хотел было гордо отвергнуть деньги, но он был искренне смущен, и я принял дар, пробормотав благодарности. Он угадал, я не обедал несколько дней. И с первого же дня знакомства он стал называть меня Поэтом…
— Родина требует, — подтвердил я. — Весь фокус состоит в том, как проникнуть внутрь помещения. На такую программу навалит половина Нью-Йорка.
— Проще простого, — сказал Ленька. — Скажем, что мы друзья Вознесенского. Попросим, чтобы он вышел.
— Я и правда знаю Вознесенского. Несколько раз встречал его в Москве у Лили Брик.
— И я знаю старого жулика, — захохотал Ленька. — Я видел его у Фени несколько дней тому назад. Он сделался очень похож на старого пэдэ, Поэт!
В программу Ленькиного пути наверх входит обязательное посещение богатых нью-йоркских евреев русского происхождения. Феня, в доме у которой он встретил Вознесенского, — одна из его связных. («Связи», «паблик релейшанс» — важно называет эту свою деятельность Ленька) С Ленькой она говорит по-русски. Россия, оказывается, глубоко связана с Америкой. Феня — сестра мультимиллионера Гриши Грегори. В жену Гриши — Лидию — был коротко влюблен сам Маяковский. Мой меценат Ленька сумел однажды протащить меня на обед к Грегори. Сидя под большой картиной Дали, старая, но красивая Лидия рассказала мне историю своего знакомства с Маяковским. Теперь, когда Лидия умерла от рака и Гриша в свою очередь умер, я, философски настроенный, вспомнил, что Маяковский называл Гришу Грегори — «Малая Антанта» — за его неустрашимую, мощную финансовую энергию. Видите, не только Россия связана с Америкой, но мир живых крепко соединяется с миром мертвых…
Когда мы на тридцать минут раньше, по моему настоянию, явились к «СиБиДжиБи», двери были еще закрыты, но у дверей уже стояла толпа, оформившаяся в очередь. Рядом, в скупом свете фонарей, пошатывалось несколько бродяг. Кто-то неудержимо мочеиспускался у стены. Струя протянулась через весь тротуар и даже журчала.
Бесцеремонно растолкав окружающих, Ленька нажал на дверь. Толпа за нашими спинами издала серию презрительных звуков, имевших целью высмеять Ленькину самоуверенность. Ленька, не смутившись, застучал кулаком в облезлую дверь. В двери, на уровне лица, было вмонтировано грязное стекло. Большой глаз под густой бровью появился за стеклом.
— Что стучишь?
— Мы есть друзья оф рашэн поэт мистэр Вознэсэнски.
Ленькин английский манерен, как высшее общество, в которое Ленька пробивается. Он немилосердно закругляет звуки, и получается пародия на оксфордский английский. Беспардонное нахальство звучит в Ленькином английском. Я думаю, трудно не принять всерьез такого явно притворного человека, не стесняющегося торжественно закруглять клоунские фразы там, где другой человек, попроще, расхохотался бы над самим собой.
— Мы приглашены мистером Вознэсэнски, — уточнил Ленька.
— Кем? — спросил глаз и, повозившись, приоткрыл дверь, вставив в щель ногу. Очевидно, чтоб мы не ворвались. Обладателем джинсовой ноги и бровастого глаза оказался красонощекий тип. Клетчатая рубаха расползлась на пышном брюхе.
— Рашэн поэт мистэр Вознэсэнски, — повторил невозмутимый Ленька, и его большое веснушчатое лицо сделалось важным.
— Я спрошу, — угрюмо сказал розовощекий, столкнувшись с проблемой, и запер дверь.
— Больше не откроет, — пессимистически комментировал я.
— Постучим еще. — Ленька спокойно и насмешливо посмотрел на меня.
За тем я его и взял. Ленька отличается от меня, как вездеход от хрупкого городского автомобиля. Он пройдет там, где я, застеснявшись, отступлю.
Краснощекий с брюхом явился в двери с девкой в джинсах и сапогах, волосы забраны сзади в конский хвост.
— Мистэр Вознэсэнски еще не явился, — сказала девка.
— Он нас пригласил.
Ленька грудью пошел на хвостатую и розовощекого. Они нехотя отступили, и мы вошли в дыру. Там было сыро.
— Если он вас пригласил, ваши имена должны быть в списке приглашенных. — Хвостатая взяла лежащий на черном ящике усилителя планшет с прижатым зажимом грязным листом бумаги. — Ваши имена?
Мы сказали ей имена. Разумеется, их в списке не имелось.
— Сожалею, — сказала хвостатая. Я увидел, что у нее кривой нос. Теперь хвостатая грудью пошла на Леньку. — Вам придется дождаться мистера Вознэсэнски.
— Мы подождем здесь. — Ленька увильнул от груди хвостатой в сторону.
— Сожалею… Подождите снаружи.