Тогда Джон вышел вперёд и громко произнёс:
– Вы знаете меня, Марджери. Я пришёл сюда услышать то, что вы только что сказали. Я записал это как ваши предсмертные слова: Джудит – не ребёнок леди Макуорт – тот единственный ребёнок, рождённый ею в Лондоне.
– Да, тот ребёнок умер, – твёрдо ответствовала умирающая. – Мне было заплачено пятьдесят фунтов, чтобы я могла достойно похоронить его.
Потом она глубоко вздохнула и начала читать молитву, слова которой растаяли в воздухе за секунду перед тем, как она скончалась. Теперь глухая была подле самой кровати. Она отнеслась к происшедшему очень спокойно, сказав, что старая Марджери и так протянула дольше, чем она сама ожидала, поскольку не рассчитывала дожить до Рождества.
– Я пошлю за миссис Дженкинс, – сказала Джудит, вытирая слёзы.
И мы вышли из коттеджа.
Джон поднял меня с колен – потому что я не могла заставить себя смотреть на последние минуты старой женщины стоя – и сказал:
– Останься с Джудит. Я отправляюсь прямо к твоему отцу.
Слова его потрясли меня – отправляется прямо к моему отцу! – я вздрогнула, словно не он произнёс их, а тот голос в ночи. Не в силах вымолвить ни слова, я посмотрела ему в глаза.
Джудит вернулась с миссис Дженкинс, которая вошла в коттедж, оставив нас стоять в лунном свете, освещавшем сейчас всё чуть ли не с яркостью солнечного.
– Я могу дойти до станции пешком и успею на лондонский поезд, который отправляется через час. Джудит, еду прямо к нашему кузену Роджеру; он просто должен обо всём этом узнать немедленно, – сказал Джон.
– И скажи ему, – попросила Джудит, – что впервые я услышала это от мадам Марджери, которой носила в госпиталь цветы и фрукты – о чём он знает – в тот самый день, когда разорвала помолвку с майором Греем. Это и было настоящей причиной разрыва. Но и тогда она сказала мне не больше, чем сегодня. Хирург, которого я так и не нашла, по её словам, знал больше. И я ничего тогда не сказала Роджеру, потому что было так трудно поверить, что это правда. Трудно в самом деле поверить в дурное, если это касается той, кого столько лет любила, как родную мать.
Ах, – продолжила она, – ведь именно утрата её и мысль о том, что она была способна совершить такое, разрывает мне сердце! А эта свадьба, с помощью которой она хотела исправить совершённое злодеяние? – она же провалилась! Скажи Роджеру, что не утрата столь милого дома так угнетает меня, а потеря матери, и более чем потеря: знание о преступлении, совершённом ею, – вот что всегда приводило меня в отчаяние. Без сегодняшнего признания на смертном одре я бы никогда не смогла полностью поверить старой Марджери. Скажи Роджеру, что теперь я ей верю. Но только не мне обвинять в чём-либо леди Макуорт. Я так её люблю… О, я теперь не просто безродная сирота, всё намного хуже!
Она пошла к дому, а Джон, крепко сжав мне руку и оделив меня тысячей нежных обещаний, читавшихся в его взоре, перепрыгнул через невысокую ограду, отделявшую садик от дороги, и исчез. Я быстро подошла к Джудит и пошла вместе с ней. До самого дома мы молчали. Двое слуг стояли в дверях, и, проходя мимо, Джудит сказала им:
– Мистер Макуорт уехал в Лондон. Он пошёл на станцию пешком. Спокойной ночи!
Мы вместе поднялись наверх, и она остановилась у дверей, ведших в мою комнату; я почувствовала, что не могу просто так оставить её одну в такую минуту.
– Позвольте мне пойти с вами, – сказала я. – Я только загляну к тётушке Джеймс.
Джудит улыбнулась и, поставив свечу на столик рядом с собой, приготовилась ждать. Я нашла тётушку бодрой и, как всегда, весёлой у камина в её комнате.
– А, вот и ты, беглянка! – воскликнула она. – Где же ты была?
– Я здесь, только что вернулась! – ответила я.
– Тогда ложись и быстро засыпай, – сказала она.
Я поцеловала её и быстро вернулась к Джудит. Её комната была неподалёку. Там ждала Бэйнс, но мы отослали её спать.
Комната Джудит больше походила на гостиную, нежели на спальню. В ней было много книг и картин, в углу стояла невысокая кровать, а вся мебель была обтянута розовым бархатом и украшена золотистыми шнурами. Напротив камина стояло глубокое кресло и мягкий диван. Словом, комната выглядела как типичное обиталище старой девы – хозяйки замка, в котором она безвыездно проводит в раздумьях бóльшую часть жизни. Но раздумья Джудит были самого незавидного свойства, и моё сочувствие ей было связано с сожалением о её прошлом, удивлением настоящим и непонятным опасением за будущее. Мы сидели в грустной задумчивости у огня и не обменялись за всё это время ни единым словом. Часы тикали, отсчитывая минуты и сообщая о количестве прошедших чередою часов. Джудит держала меня за руку, порой поглаживая её и глядя мне в лицо странно-задумчивыми глазами, точно хотела из моего взгляда узнать, что я думаю и не изменились ли наши отношения из-за того, что я теперь узнала. Я улыбалась ей, пока она не начинала отвечать мне улыбкой, но мы почти не разговаривали вплоть до той минуты, когда часы пробили четыре склянки; тогда она сказала:
– Джон уже встретился с вашим отцом. Думаю, он отправился туда прямо с вокзала. Я уверена, он не стал ждать и поднял его с постели.
– Конечно, он не станет ждать, – подтвердила я.
– Тогда я могу теперь передохнуть. Я совсем выбилась из сил, – добавила она.
Тут я наконец встала и вышла из комнаты. На цыпочках я прошла в свою комнату и легла спать. Наутро – это был сочельник – я снова пришла к ней. Она крепко спала. Подле неё стояла леди Макуорт.
– Джудит говорила со мной, – сказала леди Макуорт, вертя в руках маленький пузырёк с надписью «настойка опия». – Она сказала мне, что вынуждена была принять вот это. Ей в последнее время часто приходилось это делать.
Наверное, я выглядела испуганной, потому что леди Макуорт тут же прибавила:
– По совету врача, моя дорогая.
Потом она продолжила:
– Джудит хотела, чтобы вы сегодня вместо неё раздавали благотворительные подарки. Не отказывайтесь, дитя моё. Вы, как невеста Джона, будете сегодня всем здесь распоряжаться…
Я перебила её:
– Нет, леди Макуорт.
– Ну что же, ну… как знаете, – растерянно проговорила она. – Я уже просто не знаю, что делать.
– О нет, нет, леди Макуорт, ради Джудит я готова на всё, – решительно сказала я, – только побудьте со мной рядом и покажите, что надо делать.
Она поцеловала меня и вывела из комнаты. Джудит так и не проснулась.
В этот день я поступала так, как мне велели, и все вокруг расспрашивали меня об отце и наговорили о нём много хорошего и благословляли его имя.
Как раз когда я уже собиралась идти спать, то есть около одиннадцати, ко мне пришла Джудит. Она была одета так, точно собиралась уходить куда-то.
– Пойдёмте со мной, – сказала она. – Посмотрим на свечи в церкви. Я попробую молиться. Очень люблю встречать рождественское утро в церкви.