Я услышал, как кто-то пытается открыть дверь. Раздался слабый скрип, и я увидел тонкую полоску света. Видимо, лампа горела где-то далеко внизу, в коридоре, но этого было достаточно, чтобы из тёмной комнаты различить то, что происходило снаружи. Дверь медленно открывалась, и полоска света становилась всё шире и шире. Я увидел тёмную фигуру мужчины. Он сидел на корточках, напоминая большого уродливого карлика. Наконец дверь открылась настежь, и посредине отчётливо вырисовалась эта зловещая фигура. Вдруг человек резко выпрямился – казалось, в комнату впрыгнул тигр, – и – бух! бух! бух! – последовало три страшных удара чем-то тяжёлым по кровати.
Я был так потрясён увиденным, что замер на месте и пришёл в себя только от крика лорда Линчмера, звавшего на помощь.
Через распахнутую дверь падал свет, и я мог хорошо видеть происходящее. Маленький лорд Линчмер изо всех сил вцепился в горло своему зятю. Он храбро повис на нём, напоминая игрушечного бультерьера, сражающегося с поджарой борзой. Высокая сухопарая фигура металась по комнате, стараясь сбросить своего противника, но тот вцепился крепко, хотя его громкие испуганные вопли показывали, что силы были слишком неравны. Я бросился на помощь, и вдвоём нам удалось повалить сэра Томаса на землю, хотя он и ухитрился укусить меня в плечо. Несмотря на мою молодость, вес и силу, мы долго отчаянно боролись, прежде чем совладали с ним. Нам удалось скрутить ему руки поясом от его собственного халата. Я держал его за ноги, а лорд Линчмер пытался зажечь лампу. В это время послышался шум; в комнату вбежали дворецкий и два лакея, разбуженные нашими криками. С их помощью мы справились с пленником, и теперь он лежал на полу с пеной на губах, свирепо глядя на нас. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: перед нами опасный маньяк, а тяжёлый молоток, лежавший на кровати, ясно указывал, как страшны были его намерения.
– Не трогайте его! – закричал лорд Линчмер, когда мы подняли сопротивлявшегося пленника на ноги. – После возбуждения он впадает в ступор. Похоже, это уже началось.
Пока лорд Линчмер говорил, конвульсии сумасшедшего стали слабеть, голова упала на грудь и он как будто погрузился в сон. Мы повели его по коридору и уложили в кровать. Он лежал, не приходя в сознание и тяжело дыша.
– Вы двое останетесь его сторожить, – приказал лорд Линчмер. – А теперь, доктор Гамильтон, если вы не против, вернёмся ко мне, и я дам объяснения, которые так долго откладывал из страха перед скандалом. И ручаюсь, что бы ни случилось, вы никогда не пожалеете, что помогли мне сегодня ночью.
Всё объясняется довольно просто, – продолжал он, когда мы остались одни. – Мой бедный зять – превосходный человек, любящий муж и достойный отец. Но он родом из семьи, где сумасшествие передаётся из поколения в поколение. Неоднократно он был одержим мыслью об убийстве. И что самое горькое, он всегда нападает на человека, к которому больше всего привязан. Чтобы избежать опасности, пришлось отправить его сына в частную школу. Тогда он попытался напасть на мою сестру – свою жену. Ей удалось бежать, она отделалась ранами, которые вы, возможно, заметили, когда встретили её в Лондоне. Понимаете, когда он в здравом уме, то ничего не помнит и поднял бы на смех любое предположение, что вообще способен нанести вред тому, кого так любит. А это часто, как вам известно, характерно для подобных заболеваний: крайне трудно убедить больного в его болезни.
Мы стремились изолировать его прежде, чем он обагрит руки кровью, но это было довольно сложно. Он живёт отшельником и не принимает никаких врачей. Кроме того, для нашей цели было необходимо, чтобы врач сам убедился в его сумасшествии, – а ведь, за редким исключением, он выглядел вполне здоровым, как вы или я. Но, к счастью, незадолго до приступов у него всегда появляются определённые симптомы – как будто Господь подаёт знак, чтобы мы были начеку. Главные симптомы – нервные подёргивания на лбу – вы, наверное, заметили. Они начинаются за три-четыре дня до приступа безумия. Как только такие признаки появились, его жена немедленно под каким-то предлогом отправилась в Лондон и нашла убежище в моём доме на Брук-стрит.
Оставалось убедить врача в болезни сэра Томаса – без этого было бы невозможно поместить его туда, где он не сможет причинить вред окружающим.
Но как привести к нему в дом врача – это была главная проблема. Мне пришло в голову использовать его увлечение жуками и симпатию к тем, кто разделяет эту привязанность. Я поместил объявление в газете, и мне посчастливилось встретить именно вас, ибо вы оказались как раз тем человеком, который и был нам так необходим. Ведь нужен был смелый человек, так как я знал, что сумасшествие можно доказать только в случае покушения на жизнь, и у меня были все основания полагать, что теперь он нападёт на меня, так как в здравом уме он всегда испытывал ко мне нежнейшую симпатию. Думаю, остальное вы дополните сами. Я не знал, что приступ произойдёт именно ночью, но допускал это вполне возможным, ибо в таких случаях кризис падает на ранние утренние часы. Сам я человек нервный, но я не видел другого способа избавить свою сестру от смертельной опасности. Надеюсь, нет необходимости спрашивать, подпишете ли вы бумагу, подтверждающую болезнь.
– Без сомнения! Но ведь в таком деле нужны подписи двух врачей.
– Вы забыли, что я сам врач и обладаю степенью. Все нужные бумаги здесь, на столе, и, если вы соблаговолите подписать, пациента можно отправить в больницу уже утром.
Так я посетил дом сэра Томаса Росситера, знаменитого охотника за жуками. Это была моя первая ступень на лестнице успеха, ибо леди Росситер и лорд Линчмер оказались верными друзьями и никогда не забывали, что я помог им в трудную минуту. Сэр Томас находится в больнице, и, говорят, лечение идёт успешно. Но я до сих пор уверен, что, останься я ещё на одну ночь, я бы непременно запер дверь изнутри.
1898
– Сорок третьему номеру никак не становится лучше, доктор, – с заметным упрёком в голосе сообщил старший надзиратель, просунувший голову в приоткрытую дверь моего кабинета.
– Ну и чёрт с ним, с сорок третьим номером! – ответствовал я, не отрываясь от свежего выпуска «Австралийского хроникёра».
– А шестьдесят первый жалуется на боли в горле. Неужели вы ничем не можете ему помочь?
– Этот тип и так напоминает ходячую аптеку! – возмутился я. – Он пожирает не меньше половины всей продукции британской фармацевтической промышленности; что же касается его горла, то оно здоровей, чем у нас с вами.
– Ещё поступили жалобы от седьмого и сто восьмого номеров, – продолжил старший, сверившись с записями на голубом листочке бумаги, – но эти двое – хроники, двадцать восьмой вчера отказался работать – заявил, что от поднятия тяжестей у него в боку начинает колоть. Если не возражаете, доктор, я попросил бы вас осмотреть его. Да, ещё с тридцать первым неладно. Это тот самый, что убил Джона Адамсона с брига «Коринф». По ночам с ним такое творится, что никакого сладу, – кричит, стонет, мечется.
– Ну ладно, ладно, схожу посмотрю попозже, – сказал я со вздохом, отложил газету и налил себе чашечку кофе. – Надеюсь, больше у вас ко мне ничего серьёзного нет?