Надзиратель просунул голову в помещение ещё на несколько дюймов и, понизив голос, заговорил конспиративным тоном:
– Прошу прощения, доктор, но я заметил, что восемьдесят второй навроде как простыл и кашляет. Вот вам хороший предлог заглянуть к нему в камеру и поговорить, ежели повезёт.
Чашка кофе застыла у меня в воздухе на полпути к губам, а я в изумлении воззрился на абсолютно серьёзную физиономию тюремного чиновника.
– Предлог? Если повезёт? Да о чём, чёрт возьми, вы изволите толковать, Макферсон?! – воскликнул я в искреннем негодовании. – Разве вам не известно, что, помимо заключённых, я обслуживаю ещё и жителей нашего города и каждый вечер приползаю домой на четвереньках, уставший как собака? А вы позволяете себе навязывать мне дополнительного пациента, да ещё утверждать, что мне нужен предлог для того, чтобы его посетить?!
– Ручаюсь, доктор, он вам понравится, – настаивал Макферсон, успевший к этому времени просунуть в дверь ещё и плечо. – История этого парня заслуживает внимания, если только вам удастся его расшевелить, хотя он по натуре не из тех, кого можно назвать разговорчивыми. А может, вы просто не знаете, кто такой восемьдесят второй номер?
– Не знаю и знать не желаю! – отрезал я в полном убеждении, что надзиратель пытается навязать мне в качестве знаменитости какого-нибудь местного подонка.
– Его фамилия Мэлони, – сказал Макферсон. – Тот самый, что согласился выступить королевским свидетелем в деле об убийствах в Блюмендайкском каньоне.
– Не может быть! – От волнения я поставил чашку обратно на стол, так и не донеся её до рта. Это имя было мне хорошо знакомо. Я слышал о череде безжалостных убийств и даже читал очерк об этом деле в одном из лондонских журналов задолго до переезда на жительство в колонии. Я припомнил, что по степени жестокости описанные преступления превосходили деяния таких печально знаменитых извергов, как Берк и Хейр, а также тот факт, что один из главарей банды спас свою шкуру, согласившись дать на суде показания против своих подельников. – Вы уверены? – спросил я уже чуточку спокойней.
– Ещё бы! Это Мэлони, можете не сомневаться. Главное – разговорить его, доктор, а уж потом вы такое услышите, что и во сне не приснится. С таким малым стоит познакомиться поближе, и это ещё скромно сказано! – добавил он с ухмылкой, после чего вобрал голову в плечи, прикрыл дверь и исчез, оставив меня заканчивать завтрак в одиночестве и размышлять о только что услышанной сногсшибательной новости.
Тюремный врач в Австралии – должность незавидная. В Сиднее или Мельбурне к этой службе можно приспособиться, но в таком маленьком городишке, как Перт, развлечься почти нечем, а те немногие возможности рассеять скуку, которые там всё же имеются, давным-давно приелись. Климат здесь отвратительный, а местное общество лишь немногим ему уступает. Овцы и крупный рогатый скот – основа благосостояния большей части населения, поэтому главным предметом разговора служат цены на шерсть и мясо, проблемы разведения, выведение новых пород и заболевания животных. Будучи приезжим и чужаком и не разбираясь ни в одной из вышеупомянутых тем, я безнадёжно зевал, когда рядом с жаром обсуждали новые методы дезинфекции овец или способы лечения шелудивости. В результате я оказался в состоянии интеллектуальной изоляции и рад был любой зацепке, способной хоть немного развеять монотонность моего существования. В такой ситуации убийца Мэлони, несомненно обладающий ярко выраженной индивидуальностью и своеобразной манерой поведения, мог послужить катализатором в пробуждении к активной деятельности моего изрядно отупевшего мозга. Я принял твёрдое решение последовать совету надзирателя и постараться поближе познакомиться с этой загадочной личностью. Закончив утренний обход, я остановился перед дверью с номером «82», мгновение постоял перед ней, а затем открыл замок и вошёл.
Обитатель камеры лежал на тюремной койке, но при моём появлении встрепенулся, резко повернулся в мою сторону, спустил на пол длинные ноги и сел, устремив на меня наглый, вызывающий взгляд, не суливший ничего хорошего для предполагаемой доверительной беседы между нами. Его резко очерченное бледное лицо, волосы песочного цвета и единственный глаз сине-стального оттенка придавали физиономии заключённого неуловимое сходство с хищником из семейства кошачьих. Роста он был высокого, с хорошим телосложением и развитой мускулатурой, вот только плечи у него чрезмерно сутулились, создавая впечатление горбатости. Столкнувшись с этим человеком где-нибудь на улице, случайный наблюдатель увидел бы перед собой ладно скроенного мужчину с довольно привлекательной наружностью и манерами щёголя. Последнее выражалось даже в том, как Мэлони носил уродливую тюремную одежду в одном из самых гнилых исправительных заведений в стране, – полосатая роба и такие же штаны не могли скрыть того достоинства, с которым этот злодей держался в обществе заключённых более мелкого пошиба.
– Я не подавал жалобу, что болен, – заявил он с места в карьер резким, скрипучим голосом, сразу напомнившим мне, что я имею дело не с заурядным воришкой, а с «героем» Лина-Вэлли и Блюмендайка – самым кровожадным и жестоким беглым каторжником из всех, кто когда-либо грабил фермы и перерезал глотки их хозяевам на этом континенте.
– Я знаю, что вы не подавали жалобу, – сказал я, – но надзиратель Макферсон сообщил мне, что вы простыли, вот я и решил зайти взглянуть на всякий случай.
– Разрази гром надзирателя Макферсона и вас вместе с ним! – заорал заключённый в порыве ярости. – А теперь проваливай отсюда, лекаришка, – добавил он уже не так громко. – Ступай доложи обо всём коменданту. Что же ты стоишь? Иди! Думаешь, я не знаю ваши штучки? Вам только и надо поймать меня, чтобы довесить к сроку ещё шесть месяцев!
– Я вовсе не собираюсь никому докладывать! – возразил я возмущённо.
– Восемь квадратных футов, – продолжал он с горечью, не обращая внимания на мой протест и, похоже, стараясь завести себя для новой вспышки. – Всего восемь квадратных футов, но и на этом крошечном пространстве меня не могут оставить в покое! Ходят, глазеют, выспрашивают… Чёрт бы побрал всё ваше проклятое семя! – И Мэлони в бессильном гневе потряс над головой кулаками.
– Любопытные у вас представления о гостеприимстве, – заметил я сдержанным тоном; твёрдо решившись не поддаваться на провокацию и сохранять спокойствие и выдержку, я брякнул первое, что пришло в голову.
К моему удивлению, слова мои оказали на узника экстраординарное воздействие. Судя по всему, он воспринял их как поддержку только что высказанного им гневного протеста против посягательств на уединение в том жалком помещении, которое он с некоторой натяжкой мог считать своим домом.
– Прошу прощения, дорогой доктор, – произнёс он с отменной вежливостью. – Я вовсе не имел намерения показаться вам грубияном. Не желаете ли присесть? – осведомился он, жестом указывая на деревянные козлы, служившие изголовьем для его ложа.
Я механически уселся на предложенное «кресло», всё ещё не успев прийти в себя от изумления при столь резкой перемене тона. Не могу сказать, что в новом облике Мэлони был мне более симпатичен, чем в прежнем. Необузданный разбойник и убийца исчез на время, но за подобострастной манерой поведения и гладкой, вежливой речью явно проглядывал облик бессовестного стукача, ради сохранения собственной шкуры заложившего на суде всех своих сообщников.