Февраль — лютень, как прозвал его народ, заканчивался. Но в том году суровых дней выпало немного. Было тепло. Волга от обильных дождей раньше срока стряхнула с себя ледовые оковы, и мужики, поглядывая на быстро разливавшуюся реку, переговаривались между собой:
— Видать, морозов более не предвидится. Вона и поля черными плешинами проглядывают. Ранняя весна удалась.
— Скоро за плуг! Пахать! Истосковалась землица!
Вода широко разлилась по всей пойме. Кое-как переправившись на плотах и стругах на другой берег, царев полк без задержки двинулся к устью Свияги-реки. Иван Васильевич, уже успев устать от долгой верховой езды и промозглого ветра, решил перебраться в возок.
Повозка тряслась на каждой кочке, расшатанная ось натужно скрипела, и государь через небольшое оконце с опаской поглядывал вниз, где, набирая силу, все шире разливалась матушка-Волга. И неумолимо несла свои серые, потревоженные ранним паводком воды мимо Казани, дальше — в ханство Астраханское.
Царь Шах-Али сидел напротив и изредка поглядывал на государя. Иван Васильевич всю дорогу молчал, как будто был зачарован этой грозной музыкой воды и льда. У самого горизонта появилась тонкая полоска света — близился рассвет. Иван Васильевич не замечал зарождающегося дня, не слышал грохота ломающихся глыб льда — мыслями он был уже в Москве, где под опекой митрополита Макария оставалась молодая жена Анастасия Романовна. В походе, по вечерам, Иван Васильевич подолгу молился — выпрашивал у Господа Бога наследника. Без сына трон был шатким, и он с ужасом думал о том, что может стать последним великим князем из некогда крепкой династии Ивана Калиты.
— Слушай, касимовский царь, — посмотрел государь на Шах-Али, — ты хорошо знаешь эти места?
— Я дважды в Казани был ханом, царь Иван, — отвечал татарин, — и мне приходилось далеко ездить. А эти места мне знакомы особенно. Здесь очень много дичи и зверя, здесь хороша соколиная охота. Дальше, в самом устье Свияги, есть гора. Зовут ее Круглой горой. Место это очень красивое. Но там никто не живет, и потому зверь в тех краях непуганый.
— Почему же обходят гору? — не сдержал недоумения государь.
— Эта земля считается проклятой. Старики говорят, будто там живут шайтаны. Они мешают правоверным молиться, заставляют их забывать Аллаха и предаваться греховным делам.
«Чего только на свете не встретишь, — думал молодой государь. — А впрочем, почему бы там чертям не жить, ежели у нас в прудах русалки плавают, а домовые избы стерегут?»
Иван Васильевич снова надолго задумался.
Возок натуженно скрипел, увозя в своем чреве самодержца с касимовским царем. Мимо окон плавно проплывали потемневшие от былой стужи кусты орешника, колючими ветками топорщилась во все стороны акация.
— Я вот тут с Адашевым Лексеем совет держал, — обратился Иван Васильевич к Шах-Али, — город надобно на этой земле ставить. Вот с него мы на Казань и пойдем. Где бы ты посоветовал детинец заложить? — испытывающе глянул государь на касимовского царя.
Шах-Али глаз не отводил, спокойно выдержал прищур молодого самодержца, а затем, посмотрев через окно на быстро убегающие воды, уверенно молвил:
— Город надо ставить на Круглой горе! В том самом месте, где Свияга вливается в Волгу. Место удобное… И недалеко от Казани, в каких-то тридцати верстах. Как станешь здесь градом, полки можно будет спустить до Казани на стругах. Удобно будет защищать город и от черемисов. С одной стороны Волга, с другой — топкое болото, с третьей — Свияга, с четвертой — озеро.
— Так тому и быть, построим мы город на Круглой горе. Эй, рында, зови сюда деда Данилу, пускай что-нибудь на сопели сыграет, а то тоска такая, что душу совсем иссушила.
Громоздкое и усталое воинство царя Ивана медленно тянулось в Московию. Черемисы встречали полки государя боязливо — оставляли свои юрты и уходили подалее в чащу. Дружины, растянувшись на многие версты, поотстали друг от друга, и черемисы, нежданно появляясь из леса, разоряли заблудившиеся обозы. Наконец впереди показалась разлившаяся, словно в весеннее половодье, Сура — граница двух государств — Казанского и Московии, и Иван Васильевич задышал полной грудью — дальше начиналась Русская земля.
— Жив буду, вернусь еще, — дал клятву на золотом распятии государь, уже забывая и обильные дожди, и смуту посошной рати.
А еще через версту показались скиты отшельников, а далее каменным оплотом на высоком берегу Суры стоял монастырь, и тень от пятиглавого собора падала на зыбкую волнующуюся поверхность убегающей реки. Ивана Васильевича приветствовал отрадный для его слуха колокольный звон. Он вышел из повозки, поклонился деревянным стенам, осенил себя крестным знамением и негромко произнес:
— Ну, теперича я дома!
— Дома, батюшка Иван Васильевич, дома, — откликнулся окольничий Алексей Адашев.
Все теснее сходился Иван Васильевич с Сильвестром. Священник подолгу проводил время с государем за беседой, и сказанные слова попадали на благодатную почву. Иван Васильевич жадно впитывал все, что говорил поп.
— Крест к небесам есть путеводитель беспреткновенный, высота и широта Креста есть мера свода небесного, — поучал Сильвестр. — Сила и могущество Креста — гибель всякой вражьей силы. Крестом смерть была умертвлена, и Адам получил жизнь. Носящий на раменах своих Крест делается подражателем Христу и также получает славу его со Христом! Вот так-то, Иван Васильевич, видишь, какая сила во Кресте. Месяц татаровый сей силой обладать не способен. А ты молись, Иван Васильевич, крепко молись! — повышал голос поп. — За всех русских молись, что в полоне у казанцев томятся и освобождения от тебя ждут… Долго ты передых не затягивай; как отдышишься малость, поосмотришься, так воинство со всей Руси собирай! Да и иди себе с Богом на ратное дело православных из полона выручать. Ты бы отца своего духовного слушал, митрополита Макария. Худого он не скажет! А от бояр стороной бы держался. И уж очень ты доверчив, государь, как дитя малое. Привязчивое у тебя сердце! Не будь таким, построже сделайся. А врагов своих карай без жалости! Вот и пример у тебя есть… султан Магмет. У басурман тоже можно кое-чему поучиться, власть они крепко умеют держать! Тебе тоже пристало за нее зубами держаться!
— Я бы город хотел заложить на Казанской земле, — поделился своими мыслями Иван Васильевич, — чтобы с него на Казань ступать легче было бы. Я уже для него в устье Свияги и место присмотрел… Касимовский царь Шах-Али подсказал.
— Это басурман-то?! — недоверчиво хмыкнул в бороду Сильвестр. — Ой, подведет он тебя, государь, чует мое сердце, подведет! Вот попомнишь мое слово! Рожа мне его безбородая не по нутру!
— Он верно служил еще моему батюшке, — робко возразил царь.
— Верно… служил, — легко согласился Сильвестр. — За это он своим татарам и не люб! Вот к тебе и льстится оттого… А строить город на Казанской земле — это дело! Только не обессудь, государь, за сомнение, но не послушают тебя бояре! Надо бы для них что-то хитрое придумать, тогда и город поставишь!