— Сиди и не рыпайся, если не хочешь, чтобы я тебя в изолятор откомандировал. — Половцев отпустил мужчину, но по-прежнему стоял за его спиной, готовый в любой момент сдавить ему горло. По обе стороны от него молчаливыми атлантами застыли мускулистые парни в масках. Полная блокада!
Как и предполагал Чертанов, группа прикрытия не потребовалась. Парень был сломлен и озабоченно вертел головой во все стороны, ожидая весомой затрещины.
— А я чего?.. Я ничего, — подобострастно заговорил парень. — Я ведь понятие имею. Знамо дело, служба! Я-то сначала вас за деляг залетных принял. Думал, сейчас левый бок перышком пощекочут да свалят куда-нибудь в кусты. А как вот этого увидел, — он показал на парня, стоящего в маске, — так от сердца враз отлегло. Сразу подумал, что просто так топтать не станут.
— Значит, ты с пониманием? — уточнил Чертанов, доставая сигарету.
— А то! — Задержанный покосился на стоявшего рядом собровца. Короткий ствол автомата едва ли не упирался ему в лицо, но парень старался не замечать подобного неудобства.
Чертанов закурил, выпустил упругую струю дыма.
— Как тебя звать?
— Василий…
Чертанов оперся ногой о скамейку. Подошвы модных его ботинок испачкали брюки задержанного, но тот старался не замечать подобной мелочи. Даже не отодвинулся. Кто их знает, еще не понравится этакий порыв и тут же приласкают стволом автомата.
— Это твой лопатник, Вася? — Чертанов поднял с лавки бумажник.
— Ну, вы, в натуре, даете!.. Конечно, мой! Чей же еще?!
— Сколько в нем деньжат? — спросил Михаил, зорко наблюдая за задержанным.
В его расширенных глазах ни намека на испуг, зато удивления хоть отбавляй.
— Пять тысяч и еще сто баксов, — ответил он без запинки.
Переместив сигарету в уголок рта, Чертанов пересчитал.
— Верно, однако. Откуда такие деньги?
— Ну, не украл ведь! Хозяин сегодня с нами рассчитался, вот отсюда и деньги.
— Многовато, — сдержанно заметил Чертанов, продолжая сверлить парня взглядом.
Всмотревшись, Михаил теперь видел, что тот значительно моложе, чем показалось сначала. Правда, заметно обрюзг, но то от обильных возлияний. Такое случается.
— Откуда же многовато! — завозмущался парень. — Да он, сука, не додал еще пять тысяч! Глотку бы ему порвать за это!
Его возмущение выглядело искренним. Такой порыв сыграть крайне сложно. Трудно было предположить, что перед ними сидит второй Станиславский.
— Что же ты делал?
— В одном коттедже плитку клал.
— Где?
— На Рублевке. Если не веришь, начальник, так могу проводить. Я там целый месяц спины не разгибал.
— Проверим. — Чертанов вернул ему бумажник.
Парень неторопливо взял его, почти равнодушно. В общем-то, достойно. Всем своим видом он показывал, что есть ценности куда более весомые, чем деньги.
— Я что-то не врубаюсь, вы мне что-то шьете?
— Жаргончик, я смотрю… Ты что, сидел?
Василий чуток нахохлился, втянув голову в плечи. Парень понемногу приходил в себя, собственно, как тут не прийти, когда ты твердо уверен, что имеешь дело не с отморозками, а с законными представителями власти, которые к тому же не собираются тебя ни убивать, ни резать. В таком случае и покуражиться малость можно.
— Случилось по малолетству. Чего греха таить! А вы что, начальник, в претензии, что ли? Я свое отсидел, от звонка до звонка!
— Послушай, ты тут не особенно вякай, — строго предупредил из-за спины Чертанова Половцев, — если не хочешь у нас в сортире всю ночь «ласточкой» пролежать.
— Начальник, я вам плохих слов не говорил!
— Ладно, не гоношись, — дружелюбно предупредил его Чертанов. — Ты лучше скажи, что ты здесь делаешь?
— А что мне, в собственном дворе, что ли, нельзя посидеть? — очень искренне завозмущался парень.
Что ж, в какой-то степени его можно было понять.
— Сижу в своем дворе, курю, а тут налетают архаровцы, начинают руки выкручивать… Ладно еще по роже не надавали!
— Так, значит, это твой двор? — с трудом сдерживая разочарование, спросил Чертанов.
Парень зло отряхнул испачканные брюки и произнес:
— А то чей? Десять лет здесь живу.
— Чего же ты домой-то не идешь?
— Вам и на этот вопрос отвечать? — округлил глаза задержанный. — Да с женой я поцапался, вот и не иду. Она стерва у меня языкастая, да еще с руками. Жду, пока поутихнет. Стукнул я бы ее по репе, чтобы уму-разуму научить, да тоже нельзя. Позовет по ноль-два таких же бравых ребят, как вы, а они уж мешкать не станут.
Чертанов невольно улыбнулся:
— Это верно. Где твое окно?
— Третье справа, второй этаж. Если хотите, так могу жену привести.
— Пока не надо.
Дверь подъезда с шумом распахнулась, и из нее, держа в правой руке кейс, вышел Илья Ростовский. Не оглядываясь на людей в форме, он уверенно прошел к своей машине, снял ее с сигнализации, привычно юркнул в салон и завел двигатель. Василий даже не взглянул на вышедшего соседа. Чего головой-то вертеть, когда своих проблем полно!
Теперь стало окончательно ясно, что парень тут ни при чем — он не удостоил проходившего Ростовского даже беглым взглядом. Для такого примитивного существа уж слишком тонкая игра.
— Я тебе вот что советую, — сочувственным голосом протянул Чертанов. — Шел бы ты домой, помирился со своей женой, она тебя, ангела, наверное, заждалась. Время нынче неспокойное, как бы чего не вышло!
— Я в своем дворе сижу, — невесело буркнул Василий, — чего мне прятаться. А со своей бабой я сам разберусь.
Снова громко хлопнула дверь подъезда, и прямо к ним в коротком легком халатике и в домашних тапочках на босу ногу устремилась молодая, не лишенная привлекательности женщина.
Бесстрашно приблизившись, она взволнованно затараторила:
— Вы за что его задержали? Он же ничего не делал. Сидит на лавочке, никого не трогает, не пьяный! Что такое?
— Валя, все нормалек, — стал успокаивать ее Василий. — Я тут просто разговариваю, классные мужики! — искренне убеждал он супругу.
— Отпустите его немедленно! — наседала женщина.
Чертанов невольно улыбнулся. Такие женщины встречаются практически в каждом дворе — горластые, боевые, способные в одночасье сколотить вокруг себя массу сторонников. Им бы работать домоуправами, да вот обделила судьба завидными должностями. Так что нет ничего удивительного в том, что этот парень, чьи кисти сплошь покрыты наколками, терпеливо дожидается, пока его благоверная успокоится и сменит гнев на милость.