— А вы неплохо осведомлены.
— Об этом многие говорили в то время, но все как-то очень быстро забылось. Причем один из них был застрелен вместе со своим пятилетним ребенком. Видимо, убийцы испугались его, как свидетеля.
— Откуда вам известны такие подробности?
Степан Козлов нахмурился. Он прекрасно владел своим лицом, и диапазон его актерских приемов был чрезвычайно велик. При необходимости он сумел бы вжиться в любую характерную роль.
— Дело в том, что я женат на сестре одного из убитых. И знаю об этом несколько больше, нежели другие.
— Ах вот оно что, это меняет дело. Так значит, вы хотите сказать, что Шурков был как-то связан с криминальными структурами, которые его и устранили?
— Что-то предполагать и строить версии — это ваше занятие. Я выложил вам факты, на которые почему-то в свое время никто не обратил внимания. Честно говоря, я сомневаюсь, что вы сумеете отыскать его убийцу. Что, впрочем, мне безразлично. — Он смело встретил взгляд Чертанова. — Просто я хочу сказать, что правосудие свершилось.
— А вы его не жалеете.
— Его многие не жалеют, — парировал Козлов. — Это внешне он выглядел доступным и контактным. Но на самом деле это был человек с двойным дном. С такими никогда не знаешь, о чем они думают и как намерены поступать. Но что ему всегда удавалось, так это отыскивать влиятельных покровителей, способных вытащить его из любой клоаки. — Козлов поморщился. — Если вы походите здесь по этажам, так вы еще и не такое о нем услышите!
Домой Чертанов вернулся только под вечер. В последнее время он жил один. Во всяком случае, в таком образе жизни были и свои положительные черты. Во-первых, всегда можно пригласить понравившуюся женщину на ночь, а утром, если любовь не задалась, спровадить ее безо всяких объяснений. Во-вторых, не нужно оправдываться перед кем-то за позднее возвращение или долгое отсутствие. И, в-третьих, всегда можно, не раздеваясь, пройти в комнату, плюхнуться в кресло перед телевизором и выпить бутылочку пива. И никто тебе не сделает замечания за то, что ты не снял обуви.
Неделю назад Чертанов повстречал свою бывшую жену Наталью недалеко от Курского вокзала. Самым неприятным было то, что она была не одна. Рядом с ней самодовольным котом терся какой-то хлыщ лет тридцати. Холодок, зародившийся внутри, досадно удивил Чертанова. Значит, бывшая женушка не так уж ему безразлична, как казалось.
Наталья не стала избегать нацеленного взгляда. Горделиво приподняв подбородок, улыбнулась, демонстрируя душевный покой. Прижавшись щекой к плечу своего спутника, она пошла дальше, слегка покачивая красивыми бедрами, оставив Чертанова наедине с внутренним раздраем. После этого весь день у него было погано на душе. Успокоение вернулось только вечером, после бутылки рябиновой настойки, выпитой в полнейшем одиночестве.
Чертанов подошел к холодильнику. Открыл. Холодильник был пуст, не считая трех бутылок водки, стоявших дружным рядком.
Чертанов взял одну из них. Подумав, поставил на место. Не тот случай. Так и до алкоголизма один шаг. На сердце грустинка? Так это еще не повод, чтобы напиваться до бесчувствия.
Чертанов сел перед телевизором, щелкнул пультом, наткнулся на какой-то бесконечный сериал, переключился на другую программу — музыка. Опять не то! И не тот настрой, чтобы слушать каких-то безголосых педерастов. Футбол бы посмотреть, где бушуют нешуточные страсти. Но показывали теннисный корт, где девочки в коротеньких юбочках словно очумелые носились за мячиком.
Если день не задался с утра, то, как правило, он так же бездарно и заканчивается. Собственно, удивляться этому не стоит, такова жизнь.
На столе вместе с ворохом газет лежало письмо. Странно, что он не заметил его сразу. Послание оказалось от деда. Михаил принялся читать. Как всегда, старик жаловался на многочисленные недуги. Михаилу оставалось только удивляться его нескончаемым жалобам.
Дедок больше всего напоминал крепкое деревце, способное без особого ущерба для себя переносить любое ненастье. Согнется под сильным ветром, подрастеряет малость листву и вновь выпрямится как ни в чем не бывало. Его ровесники, те, кому суждено было дожить до столь преклонного возраста, не слезают с печи и усиленно греют свои застуженные косточки. А дед, кинув на плечи карабин, молодцом разгуливает по тайге.
В конце письма дед приписал, что умер одноклассник Михаила — Витька Горохов. Опился самогона и сгорел в течение суток. Чертанов отложил письмо. Конечно же, день должен был закончиться именно таким дрянным образом.
С Витькой Гороховым, или Горохом, как его звали в школе, Чертанов просидел за одной партой долгих десять лет. Отслужив в армии, тот попробовал поработать егерем, но из этого ничего не вышло. Когда в заповедник завернула машина из губернаторского гаража с вольными охотниками, он безо всякого предупреждения прострелил ей колеса. На этом его егерская карьера закончилась.
Позже Горох подался в рыбаки. Но однажды, простудившись, слег и больше ни на что не был способен. Горох слонялся по поселку как тень и только тем и занимался, что хлебал самогон да разговаривал на завалинках с мужиками.
В свой последний приезд на родину Чертанов застал Витьку совсем плохим. Потеряв едва ли не половину своего веса, тот превратился в мумию и внешним видом нагонял страх даже на поселковых собак. Они обнялись по старинке, как было заведено между ними, и Горох, растирая по щекам слезы, вдруг неожиданно объявил о своих дурных предчувствиях. Кто бы мог подумать, что они и правда окажутся пророческими.
Не удержавшись, Чертанов плеснул в стакан водки и выпил, не закусывая.
* * *
Зазвонил телефон. Следовало бы поднять трубку и поинтересоваться, кто на проводе, но алкоголь расслабил его окончательно. Не было ни сил, ни желания даже пошевелить рукой. «Да ну его к черту!» — отмахнулся Чертанов, твердо решив выпить еще. Но звонок не умолкал.
Михаил дотянулся до телефона.
— Да, — произнес он вяло.
— Как твои дела? — раздался в трубке голос полковника Крылова.
Хмель улетучился мгновенно.
— Прекрасно, Геннадий Васильевич, — бодрым голосом сообщил Чертанов. Полковник редко звонил домой, стало быть, случилось что-то серьезное. Интересно, что именно?
Михаил даже не заметил, как подобрался, и теперь сидел, выпрямив спину, словно проглотил аршин. Геннадий Васильевич умел дисциплинировать даже на расстоянии.
— Я спрашиваю не о твоих личных делах, а об убийстве, — неодобрительно буркнул Крылов. — Съездил на прежнее место работы, узнал что-нибудь?
— Так точно. Только что приехал. — Михаил случайно зацепил бутылку с остатками водки, и она, опрокинувшись, расплескалась на паркет. — Беседовал со свидетелями.
— Что это у тебя там гремит? — живо поинтересовался Крылов. — Хлещешь, наверное, водяру, расслабляешься, так сказать, после рабочего дня.