Третью группу составляли «бандиты» — совершенно новая каста арестантов, которая не терпит над собой ничьей власти, будь то воля тюремной администрации или воровской закон. Даже упрятанные за колючую проволоку, они ходят в «отмороженных» и всегда готовы жестоко разделаться с обидчиками. «Бандиты» распознают друг друга издалека, очень тесно сходятся и даже по возвращении на волю устанавливают крепкие связи и создают целые сообщества.
* * *
Казалось, воздух на зоне наэлектризован. Над колонией словно нависли тучи. Пахло грозой. Достаточно было одного резкого слова, чтобы грянул гром. Зэки тайком мастерили заточки, шептались о чем-то. И даже в сортир ходили стаями. А одиночки, не пожелавшие пристать ни к одной из групп, с опаской озирались по сторонам, понимая, что при большом разборе тихушникам тоже достанется. Даже лица самых больших оптимистов были озабочены.
Варяг помнил случай, когда на одной из сибирских зон поссорились два крепких блатаря. За штаны каждого из них держалась целая свора «шестерок», которые готовы были умереть за своего пахана. В конфликт невольно был втянут весь лагерь. Зэки из противоположных группировок подкарауливали друг друга и закалывали без шума. Заходить на территорию бараков опасался даже караул. Быки стаскивали трупы к воротам, а утром следующего дня солдаты увозили их на тюремное кладбище. В это время из колонии была удалена вся администрация, и зэки сделались полноправными хозяевами. Зона была окружена войсками, боялись, что этот беспредел перекинется в соседние лагеря. Противостояние блатных продолжалось несколько недель. И только когда в очередной драке был зарезан один из лидеров, обстановка на зоне нормализовалась, и новый пахан охотно принял от враждебной стороны заверения в полном ему подчинении.
Это противостояние стоило тогда трех десятков трупов. Варяг подумал, что сейчас ситуация может повториться. Смерти он уже давно не боялся, но было жаль мужиков, которые без оглядки, как заботливому отцу, доверяли ему свои жизни.
Трижды к Варягу подходили блатари и предлагали порезать «козлов», но тот остужал их разгоряченные головы:
— Нет. Будем ждать. Надеюсь, что они одумаются. Их приговорит любой сход. Резать зэка — это все равно что руку на брата поднять.
Больше всех горячился Мулла. Старый зэк не раз говорил, что Орех давно стоит у него поперек горла и он собственноручно готов макнуть его голову в очко.
Варяг, слушая проклятия Муллы в адрес пахана, только улыбался: имеющий едва ли не полувековой срок, старик кипел и горячился, как первоходок, едва ступивший на тюремный двор. Видно, лихим он был парнем во времена своей юности! Расцвет его воровской карьеры пришелся на борьбу с суками — самое смутное время во всей истории советского уголовного мира. Варяг был уверен: если дать волю Мулле, то он загонит весь лагерный актив в сруб и, не моргнув глазом, спалит его.
Хуже всего было то, что Орех сумел найти общий язык с бандитами, которых Варяг раздражал своим строгим воровским уставом. Значительную часть бойцов в группировке Ореха составляли смертники, проигравшие свою жизнь в карты. Их жизнь не стоила ни копейки, и в случае «войны» они обязаны будут идти в первой шеренге.
Варяг со злостью подумал о том, что суки ни в грош не ставят человеческую жизнь, и, хотя Орех числился в ворах, характером он напоминал первейшую «блядь». Порядки в лагере у Беспалого были сучьи, и многие зэки бегали к куму ябедничать, словно малолетние чада к заботливому родителю. Все здесь было против воровских правил, и действовал только сучий закон. Варягу не раз приходилось наблюдать, как Орех заставлял петушиную масть мыть полы языками, а по утрам выстраивал запомоенных в шеренгу и обязывал проводить петушиную перекличку, которую он называл «предрассветной побудкой».
Официально Варяг не был смотрящим на зоне и только иногда говорил Ореху, что в его хозяйстве творится беспредел. Однако каждое замечание Мишка встречал в штыки, как котенок, которого ткнули в загаженный угол.
Варяг вдруг понял, что становится другим. Каких-нибудь пять-шесть лет назад он распорядился бы тайком придушить непокорного авторитета. Такую операцию он называл хирургическим вмешательством: так удаляют злокачественную опухоль, которая может навредить всему организму. Но сейчас, следуя опыту законников старой школы, он больше склонялся к беседам, в которых пытался убедить собеседника в своей правоте весомыми доводами. Но уж если разговоры не помогут, тогда следует предпринять что-нибудь более радикальное.
Противостояние — это всегда не только напрасные жертвы, но и серьезный удар по воровской идее. Свою задачу Варяг видел не в том, чтобы укрощать непослушных, а в укреплении воровских традиций. И он в этом преуспел настолько, что даже «отмороженные» уважительно понижали голос, разговаривая с именитым законником.
У Варяга хватило бы авторитета превратить быков Ореха в жалких дворняжек. При особом старании он мог даже Мишку затолкать под нары, подведя его под крупный косяк, как это делали иные блатные, расправляясь со строптивыми зэками. Но он обязан был выбирать такой путь, чтобы впоследствии ни один блатной не смог упрекнуть его в недозволенных действиях.
Поразмыслив, Варяг решил вызвать Ореха на откровенный разговор. А почему бы в принципе не поболтать двум ворам, глядишь, до чего-нибудь и докумекались бы…
Орех предложил встретиться в бане — тихом, уютном домике. Выложена банька была из огромных сосновых бревен, которые с успехом подошли бы для постройки океанского корабля. Оставалось только гадать, каким это образом они попали в тундру, где, кроме карликовой березы, росли еще лишайники. Баня была главной гордостью Ореха, она свидетельствовала о том, что смотрящий может не только гонять по локалке петухов, но и заботиться о братве. Слава об этой бане разошлась так далеко, что париться сюда приезжало даже областное тюремное начальство. Орех любил баню и проводил на ее жарких полках немало часов, твердо уверовав в то, что вместе с потом из его пор выходят и давние грехи. Возможно, поэтому, вопреки воровской традиции, он не носил на шее креста, ни разу не исповедался, а в своей каморке вместо икон развесил на стенах картинки с голыми бабами.
Подпаханники Ореха и Варяга мирно толковали у порога бани, пока законные, закрывшись в парилке, помахивали над распаренными телами пахучими дубовыми вениками.
Жар был отменно крепок. Варяг не раз задавался вопросом: почему на зоне так любят горячий парок. Владислав чувствовал себя так, как если бы он забрался в топку паровоза. Он не был большим любителем бани, но сейчас решил не отставать от Ореха и залез под самый потолок, где воздух был настолько раскален, что невозможно было дышать. Орех, привыкший к пару этой бани, с усмешкой поглядывал на Варяга, дожидаясь, когда тот спустится пониже, но Владислав знал, что скорее сварится на горячих полках вкрутую, чем даст повод Мишке позлословить. Кроме того, он считал, что большие поражения всегда начинаются с маленьких потерь. Варяг же непременно хотел выиграть эту битву. Он даже не пожелал остудить разгоряченное тело холодной водой, а с интересом прислушивался к себе, чувствуя, как отмирает кожа.