Но его и любят — больные, медсестры, коллеги, — любят и уважают, и я понимаю, отчего. Человек делает свое дело, и делает его не просто хорошо, а отлично, и при этом его мало интересует вопрос оплаты, главное — вытащить пациента, остальное — дело сто двадцатое. Я думала, что такие люди уже перевелись, а вот нет — есть Семеныч.
— Идем ужинать, Оля. Мы там с Валеркой всего приготовили, идем — познакомлю тебя со своей женой, кстати. Пацанов сейчас тоже пригоню.
— Ты иди, я в ванную только.
Осторожно поднимаюсь — привыкла с опаской! Иду в ванную. Из комнаты близнецов слышны их возбужденные голоса — они о чем-то ожесточенно спорят, перебивая друг друга.
— Брэк! — Семеныч гораздо громче мальчишек. — Ужинать пора. Мойте руки, и за стол, мать уже проснулась.
Я выхожу из ванной и натыкаюсь на близнецов — они стоят в дверях своей комнаты и смотрят на меня, а я вдруг понимаю, что я снова дома, и это мои дети, которых я совсем недавно собиралась бросить, осиротить окончательно, и я совершенно не представляю, как мне такое в голову пришло. И что они почувствовали, когда пришли домой и обнаружили то, что я им оставила.
— Мам…
Я подхожу к ним и прижимаю к себе эти две знакомо пахнущих головы — им пришлось наклониться, чтобы я могла каждого чмокнуть в макушку, и этого так давно не было, и я так соскучилась по своим детям!
— Ну, мааам…
— Мойте руки — и кушать.
На кухне пахнет картошкой, селедкой и свежими овощами. А за столом сидит худенькая русоволосая женщина, поднимает голову — и мы смотрим друг на друга во все глаза. Мы три месяца не виделись и не созванивались, но знакомиться нам не надо.
— Привет, Лариска.
— Привет.
— Подождите, — Семеныч озадаченно смотрит на нас. — Вы что, знакомы?
— Больше двадцати лет. В одном классе когда-то учились, — Лариса иронично щурится. — Потом обе приехали из Торинска сюда — в институт поступать, каждая в свой, и обе поступили. Правда, Оля сразу замуж выскочила, детей нарожала, а я уж после, но мы знакомы все эти годы.
— Но как же…
— Ты не знал Ольгу просто потому, что у нас с тобой отношения как-то определились только два месяца назад, а до этого…
— Понятно. До этого я вообще ни во что не вникал. Права была Матрона Ивановна, я дурак и эгоист. Но и за два месяца я ни разу…
— Так вышло, Валентин Семеныч, — я должна прекратить этот допрос. — Я была очень занята, Лариса тоже — как-то и не пришлось пересечься.
— А я только завтра выхожу из отпуска, так что в больнице мы не пересеклись тоже, — Лариса вздыхает. — Не понимаю, отчего ты не обратилась ко мне со своей проблемой.
— Ларис, ну вот правда: совершенно не было времени, а потом, думала — само пройдет.
— Как всегда. Олька, ты не меняешься!
— А чего мне меняться…
— Но мы-то шли с тобой сюда, и ты знала, к кому — и не сказала, что вы знакомы?!
— Валь, я хотела тебя немного позлить.
— Это в смысле — что я не вникаю в твою жизнь?
— Вот за что я тебя люблю, кроме твоей огромной зарплаты, — так это за ум.
Они хохочут, глядя друг на друга влюбленными глазами, и я ужасно рада за них. Хорошо, когда люди находят друг друга, а они нашли, потому что, когда они рядом, становится ясно, что эти двое сделаны из одного теста, что они подходят друг другу, что их и сделали именно друг для друга, и вот они встретились.
— Валь, тебя ведь иногда надо в жизнь вытягивать, вот я и решила, что так будет забавнее.
— Понятно. Ну, тогда мы с Ольгой почти что родня, раз вы так давно знакомы. А мы тут по-простому совсем, — Семеныч улыбается. — С вашего позволения, мы с Валерой водочки немного выпьем, а дамам вот — соки.
— Я рада, что все вы не курите.
— Так ведь как мне курить? Ну, представь: идет операция, а иногда это несколько часов, а хирург хочет курить. Концентрация падает, и пациент вполне может погибнуть — из-за того, что я сделаю ошибку, потому что меня ломает из-за отсутствия никотина. Был у меня случай в молодости, я тогда только-только институт закончил и поступил в интернатуру. И нас посылали работать в сельские больницы — ну, нет там врачей, а люди все живые, им помощь нужна сейчас, а не когда они найдут транспорт и до города доберутся. В общем, дежурил я в сельском фельдшерском пункте. И поступает больной: сильная боль в животе, испарина, температура. В общем, по всему видать, перитонит, и не просто перитонит, а человек сутки дома припарками лечился. До города не доедет, дело решают минуты, надо на стол, а тут курить охота, а время не ждет. Я, конечно, прооперировал и все успел сделать, чтобы человек выжил, но когда вспоминаю ту операцию и то, каких усилий мне стоило оперировать и отрезать себя от своей собственной ломки — до сих пор удивляюсь, как все прошло успешно. С тех пор бросил и вот уже двадцать лет — ни-ни. А Валера не курит, потому что когда у человека полтора легких, он их начинает ценить.
— Как это — полтора?
— Да очень просто. Три года назад ранили его, и пришлось половину легкого удалить. Три месяца в нашей больнице койку пролеживал, думали, не выходим его. Однако же вытащили. Все, ужинать.
Мы рассаживаемся за столом, Семеныч наливает по стопке водки — себе и моему постояльцу. Близнецы наливают себе сок, и мы с Лариской тоже наполняем стаканы.
— Ну, за встречу! За знакомство — новое и старое. За то, чтобы все было хорошо!
Семеныч пытается разрядить обстановку, и я понимаю, что если бы они здесь сидели без меня, никакого напряга бы не было, но что я могу с собой поделать? Я никогда не бывала в подобной ситуации, и гостей у меня в доме после смерти Клима тоже никогда не случалось. Хорошо хоть, Лариска здесь, хоть она и молчит. Но она и вообще не сильно разговорчивая личность.
— Да, давайте за это выпьем! А то уж очень кушать хочется.
Должна же я что-то сказать? Ну, так вот больше мне ничего в голову не пришло. И я понимаю, что с Марконовым мне гораздо проще, мы оба отрезаны от мира стеной, которую сами же и построили, каждый по своей причине.
— Мам, ты ела суп? — Дениска наворачивает картошку с селедкой. — Как тебе?
— Я в шоке, честно. Очень вкусно.
— Это мы с Мэттом варили. Мы теперь много чего умеем.
— Теперь бы вы еще научились одеваться по погоде, и я бы смогла наконец вздохнуть спокойно.
— Ну, мам!
— Что — «мам»? У кого ангина была недавно?
— В прошлом году.
— Мне до сих пор страшно вспомнить.
— А уж нам-то…
— Вам-то, если б не Лариса, было бы в разы хуже. А всего-то и надо было, что слушаться, когда я велю одеваться тепло.
— Да, в унты и шубы по солнцу!