Джефри Джельтмен направился в оранжерею.
– Митхун, – позвал он. А когда Митхун возник будто бы из ниоткуда, сказал: – Сегодня ты отправишься к Юсуфу, постарайся оказаться рядом с ним.
– Хозяин, ты меня гонишь от себя?
– Мой отец воспитывал тебя, как сына, ты получил образование в Европе и никогда ни в чем не нуждался. Пора отдавать долг.
– Я сделаю все что нужно, господин.
– Мы тебе оказываем великую честь – ты должен убить Юсуфа Ахмеда. Он разорил наш клан, отнял наши земли, убивает наших людей на море. Его надо остановить. Еще я не могу простить ему увечье моего брата... Теперь я не сомневаюсь в том, что это было подстроено Юсуфом Ахмедом!
Низко поклонившись, Митхун Мунк произнес:
– Он умрет, хозяин.
– Вот и славно! Ступай, друг мой, тебе нужно приготовиться к дороге.
Заложив руки за спину, Джефри Джельтмен неторопливым шагом удалился в свою комнату.
* * *
Здание было огромным и спроектировано тоже было со вкусом. Дизайнеры изрядно поломали головы, чтобы максимально удобнее организовать быт его обитателей. С непривычки в нем можно было даже заблудиться.
По своей армейской привычке Джон Эйрос просыпался очень рано. Он надел джинсы, набросил на плечи длинную легкую рубашку и выглянул в окно. Прямо напротив дома тощий пастух гнал на выпас два десятка овец. В руках тростина – длинная и необычайно гибкая, она лишь рассекала воздух над спинами животных, не касаясь их. Презабавное зрелище, если учитывать, что на обочине дороги стоят дорогие «Инфинити» и «Лексусы». Подобное столкновение культур можно встретить только в Африке.
Джон приоткрыл форточку, в комнату ворвалось протяжное блеяние. Что ж, довольно мило.
Обшарил взглядом комнату. Интересно, в каком месте они установили видеокамеры? Сразу и не догадаешься. А может, в сосок статуи, что стоит в углу комнаты?
Джон Эйрос подошел к скульптуре, вырезанной из черного дерева. Великолепная работа, по-другому не скажешь, прекрасно была передана женская пластика, подчеркивалась грация, столь характерная для африканок. Пожалуй, что в пластике они значительно превосходят европейских женщин.
Во время учебы в колледже он встречался с молодой африканкой с красивым именем Джулия, кажется, родом она была из Кении. В какой-то момент он даже хотел на ней жениться, но его отец, консервативный, как это бывает с людьми старшего поколения, разглядев за романом сына нечто большее, чем простое увлечение, строго сказал:
– Ты можешь встречаться с кем угодно: с японкой, китаянкой, филиппинкой, африканкой, но вот жениться ты обязан только на белой женщине.
В конце концов, он так и поступил. Его роман с африканкой прервался так же внезапно, как и начался, и кажется, Джулия не была на него в обиде – он ей многое дал, как мужчина. Впоследствии девушка сошлась с баскетболистом, выступающим за сборную колледжа, а сам он женился на скромной девушке из графства Уэльс, которая через положенный срок родила ему мальчика и девочку.
Вряд ли подслушивающие и подсматривающие устройства расставлены по всем комнатам. Джон вышел в коридор и направился в оранжерею. В противоположном конце коридора мелькнула чья-то фигура. Дом был охраняемый, наверняка следили и за ним, но широкие и бесконечные коридоры создавали иллюзию одиночества.
Где-то далеко за домом что-то грохнуло, в ответ раздался точно такой же звук, очень напоминающий звук хлопушки, какие обычно в ходу на Рождество. Джефри обмолвился, что правительственные войска контролируют только несколько квадратных километров города, остальная же часть поделена между исламистами и кланами. Конфликты с применением оружия здесь вспыхивают нередко, так что эта пальба может расцениваться как проба сил перед решающим сражением. Помнится, в прошлый конфликт, случившийся три месяца назад, погибло около тысячи сомалийцев и шестеро европейских журналистов. Очень не хотелось бы пополнять эту печальную статистику.
Джон прошел в оранжерею и вытащил спутниковый телефон. Абонент отозвался почти сразу.
– Слушаю, Джон. Все ли в порядке?
– Так точно, мистер, все идет так, как планировалось.
– Хорошо, держись первоначальной версии. Если что-то пойдет не так, то ты знаешь, к кому следует обратиться.
Джон заглянул в себя и обнаружил, что прежнего оптимизма как-то не наблюдается – и это всего-то после десяти часов пребывания в Сомали. А что же будет через несколько дней?
Добавив в свой голос как можно больше бодрости, он ответил:
– Разумеется, мистер.
Сунув телефон в карман, Эйрос вернулся в свою комнату. В дверь негромко постучали, еще через секунду она распахнулась: на пороге предстал Митхун Мунк (похоже, что в этом доме не очень обременяют себя хорошими манерами).
– У вас есть желание прогуляться по городу? – Джон заколебался, а Мунк, явно нажимая, добавил: – Погода соответствует, сегодня не так жарко. Съездим в порт, а заодно посмотрите, как мы здесь живем.
– Действительно, надо бы посмотреть, как тут обстоят дела, – поднялся Джон Эйрос.
Деловое утро вступало в свои права. Народу на улице заметно прибавилось.
– Прошу, – показал Митхун на старую, но крепкую «Тойоту», за рулем которой сидел негр среднего возраста. Рядом на пассажирском сиденье устроился крупный сомалиец лет сорока. В правой руке он сжимал автомат «калашников», а в левой у него был какой-то странный веник с огромным количеством листьев. Он то и дело отщипывал эти листья толстыми губами и, прикрыв глаза, энергично пережевывал.
«Кат, – догадался Джон. – А произрастает он в соседней Эфиопии. Значит, между странами торговля все-таки существует, несмотря на напряженные отношения».
Кат – легкий наркотик, заменявший здесь алкоголь. Однако понять его мог не каждый, а лишь тот, кто жевал его с раннего детства.
Джон посмотрел на охранника, явно находившегося под легким кайфом, с тоской подумал о том, что если сейчас на них нападут, вряд ли тот сумеет оказать достойный отпор. Так что в большей степени остается полагаться на собственные силы.
Дверь захлопнулась, и машина, будто беременное животное, осторожно переваливаясь через обломки кирпичей и неровный асфальт, направилась к центру.
Джон с любопытством поглядывал по сторонам. Кроме обменников, выкрашенных в ярко-зеленый цвет, была и еще одна достопримечательность, бросавшаяся в глаза: киоски, выкрашенные столь же ядовито, – в них продавался наркотический кат. И по длинным очередям, что стояли за заветными побегами, было понятно, что спрос на него был куда более значительным, чем на лепешки или мясо. Продавали его мужчины и женщины, торговали даже дети с лотков, но вот покупали исключительно мужчины. Брали огромными охапками, явно впрок. Отношение к кату у сомалийцев было трепетным, если не сказать священным. Расправляя нежные побеги, они прятали его под широкие рубахи, полагая, что нежные листья могут погибнуть под знойным солнцем.