– Ты замечательно выглядишь, мамочка! – сказала Маша, вставая из-за стола и чмокая мать в отлично прокрашенный затылок.
– Да? – Мать обернулась и кокетливо улыбнулась.
– И я тебе то же самое говорю! – услышала Маша уже в коридоре голос отчима.
– А она вообще лицо-то мое видела за завтраком или только спину? – донеслось до нее задумчивое материно.
Но Маша уже проскочила за дверь.
Андрей постигал ответы на основные вопросы мироздания там же, где и подавляющее большинство человечества, – в сортире. Он думал о том, что у того же Ельника, пусть даже в еще более забытой богом деревне, чем его вполне цивильный дачный поселок, унитаз с настоящим сливным бачком и полом под мрамор. А у него под ногами проваливающиеся половицы, а уж про бачок не стоит и заикаться… Даже у среднестатистических дачников, наставительно сказал себе Андрей, есть биоагрегат. А у него? Какая-то чистота совдеповского стиля: вон, даже газетки на гвоздике! Фу, гадость! Кстати, о газетках: Андрей открыл дверь сортирного домика и рассмотрел страницу. Так и есть – вездесущий «МК»!
Иногда, когда Андрей добирался до места жительства на электричке, он покупал ее у проходящих коробейников для расслабления мозгов. Вот, например, криминальная хроника… Что-то звякнуло в памяти: будто монетка покатилась под диван, ты о ней забыл, но она еще там, в царстве пыли. Что-то он уже читал – но не в аналитических справках и не в художественной литературе… Что-то про мать солдата, что получила домой тело сына, а оно оказалось удивительно легким. И немудрено – в теле недосчитались сердца, почек, печени… По официальной версии, солдатик покончил жизнь самоубийством. Монетки, монетки – четырнадцать штук в полом теле у Ельника.
Андрей побежал в дом, где его ждал Раневская с такой наглой мордой, как будто вчера не ухайдакал плюс к хваленому «Педигри» еще с пяток купленных Андреем сосисок.
– Ты пес?! – спросил наглую морду Андрей, натягивая джинсы, ботинки и рубашку, одновременно запивая процесс одевания полуостывшим кофе. – Нет, Раневская, ты сволочь! На улицу выгоню помирать у ларька, понял? – Андрей ругал пса, но чувствовал сам, что он ругает, а тому не страшно. Кроме того, усмехнулся он, запрыгивая в машину, даже интонации у него стали, как в старой супружеской паре: ругайся не ругайся, никуда ему уже от своей Раневской не деться.
Залетев после бесконечного стояния в пробках в кабинет, он принципиально не заметил полного скрытой значительности лица своей стажерки и бросился к компьютеру, набрал «МК». Специалисты по маркетингу сказали бы, что содержание и стилистика газеты нашли свое идеальное – идеально безвкусное – воплощение на интернет-страницах. Но Андрею было не до вкуса – ему нужна была сплетня двухгодичной примерно давности, и он стал искать через поисковик, печатая поочередно: органы+самоубийство+солдат, военные+украли+органы и далее в том же духе. И нашел! Нет, положительно, дело сдвинулось с мертвой точки! Итак: та-та-та, самоубийство рядового Д., тело привезли в родную деревню, та-та-та… Вот: генерал Овчаров опровергает слухи о якобы украденных органах. Он называет их гнусной провокацией… так, дальше уже не интересно. Но есть фамилия. Андрей записал в блокноте фамилию генерала и фамилию журналиста, написавшего материал.
На столе грянул телефон: Андрей и Маша вздрогнули. Анютин вызывал к себе на доклад… Андрей сегодня мог быть собой весьма доволен. Так доволен, что даже предложил Маше пойти с ним: пусть поглядит, поучится, как работают настоящие профессионалы, ребята, не стесняющиеся носом землю рыть, – не чета припевочкам из столичных вузов.
– Мне необходимо с вами переговорить, – сказала припевочка в лифте.
– После, – ответил сухо Андрей. Держался в образе сурового парня-победителя. Припевочка прикусила язык. Но когда они, постучавшись, зашли к полковнику, прикусывать язык пришлось Андрею.
Анютин был не один. Рядом на стуле сидел Катышев. «Какого черта?!» – успел подумать Андрей, прежде чем Анютин с видом гостеприимного хозяина посадил Машу по правую руку от всесильного прокурора, предложив Андрею стул подальше слева.
– Ну, как вам работается в команде? – спросил Анютин, а Катышев чуть ли не подмигнул блатной девице.
Андрей почувствовал, как в нем снова тугой волной поднимается раздражение. Особенно после того, как девица, осклабившись, отрапортовала:
– Прекрасно!
– А вы, капитан, как оцениваете вклад стажера Каравай?
– На «отлично»! – отрапортовал, в свою очередь, Андрей, и издевки в его голосе не услыхал бы только глухой. – Это крайне удачно, что Николай Николаевич сейчас у вас. Я как раз хотел сам к нему обратиться.
– Я слушаю, – склонил седеющую голову прокурор.
– Дело в том, что я сейчас расследую дело некоего Ельника. Не знаю, помните ли вы: он был обвинен в убийстве и оправдан по делу Нунгатова. Вы были обвинителем.
– Да, припоминаю, – кивнул Катышев. – Очень неприятная история. Следствием были собраны весьма скудные улики, а адвокат, Тишин, если мне не изменяет память, повернул их еще таким образом, что не ясно стало под конец, кто кого убил. Ельнику дали всего пару лет за «несодействие». А что?
Андрей приосанился:
– Я расследую сейчас убийство Ельника. И вот что интересно: после процесса и мягкой краткой отсидки Ельник остепенился. Со старыми друзьями завязал, уехал в далекую деревню Точиновка, где занимался якобы исключительно разведением кур и картошки. Однако дачная его усадьба, выглядящая снаружи как убогая избушка, внутри представляет собой эталон комфорта…
– Ордер на обыск был? – быстро встрял Анютин.
– Дверь была открыта. Почти, – почти же не соврал Андрей. – Но вот что любопытно. В камере, в последнюю отсидку, Ельник сидел с неким Цитманом по прозвищу Доктор. Доктор был известен тем, что находил в экономически отсталых регионах доноров, готовых продать, к примеру, свою почку. Практически за копейки по мировым стандартам. Цитман вышел из тюрьмы и уехал в Израиль. А от моего частного источника я знаю, что несколько раз к Ельнику приходили какие-то военные. Более того, в распечатке его телефонных номеров фигурируют краткие, на несколько секунд, звонки в учреждение при Министерстве обороны… – Андрей обвел присутствующих взглядом – все внимательно слушали. – Тем временем пару лет назад в отдаленные села начали приходить тела молодых солдат, лишенные внутренних органов.
Мое мнение такое: Ельник, вдохновленный Цитманом, решает поступить проще. Вместо одной почки – сразу две, плюс сердце, плюс печень – в общем, все, что может пойти на продажу. С одного молодого здорового солдата сумма получается немаленькая, даже если делиться с медиками и военными. Если помните, киллер Ельник был как раз и известен тем, что убивал, имитируя самоубийства. Военные на местах, видимо, намечали парня – сироту или из бедной, неполной семьи, что исключало возможность скандала, и давали информацию Ельнику… Для Ельника риска было меньше, заработок – больше… Однако он с кем-то что-то не поделил, и его убрали: отсюда и вытащенные внутренности – решили заработать напоследок и на «поставщике».