– Думаю, как ни обидно, католики. Ведь Тайная вечеря приходится на еврейскую Пасху. А евреи в Пасху вытравляют из дома даже дрожжевой дух. Пасха для них – напоминание об исходе, блуждании по пустыне, а дрожжевой хлеб портится. Поэтому в дорогу берут исключительно сухари, в случае евреев – мацу. Что еще? Православные – и тут совершенно справедливо – отвергают идею наместника Бога на земле – папы римского. Да, и вот важный пункт, – снова посерьезнел Иннокентий. – Что, как мне кажется, существенно для нашего маньяка: в православии нет чистилища. То есть существует только белое и черное: рай и ад. Никаких полутонов.
– Да, жестко, – усмехнулся, поежившись, Андрей.
– Наш, россейский, максимализм, – усмехнулся в ответ Иннокентий.
А Андрей отставил давно пустой бокал и встал:
– Спасибо за гостеприимство, мне пора.
Иннокентий и Маша проводили его до порога и смущали, маяча рядом, пока он долго не мог справиться со шнурками ботинок. Наконец он распрямился, покрасневший от усилий, пожал руку Иннокентию и кивнул Маше:
– Вы молодцы. Отлично поработали.
– Подождите! – вспомнил Иннокентий и вынул из кармана листок бумаги. – Вот, – сказал он, протягивая листок Андрею. – Я тут набросал примерный список мест, связанных с Небесным Иерусалимом. Надеюсь, не понадобится, но все же.
– Тщетные мечты, – мрачно усмехнулся Андрей, пробежав список глазами и сунув в карман. – Боюсь, еще как понадобится.
Андрей не привык себя долго обманывать – если он накормил с утра от пуза Раневскую, надел новые брюки и свежую рубашку, вел машину как сумасшедший, слушая почему-то «Радио-классику», то это потому, что хотел увидеть свою стажерку Каравай Марию.
Но, сказал себе Андрей, исключительно поскольку дело заваривается серьезное, и если бы не Каравай, вряд ли они бы связали все эти «глухари» в одну цепочку. У стажера Каравай оказалась хорошо соображающая голова, и это отметил не только он, Андрей Яковлев, но и анонимный убийца. Иначе зачем выбирать в жертвы Машину подругу? Он заигрывает с ней, подумал Андрей. Дразнит. Вызывает на поединок. И его затопила внезапная волна животного страха за Машу: «Черт бы его подрал, этого маньяка! Попался бы ты мне, гад, я уж… – крутились обрывочные мысли. – Девочку молодую выбрал кулаками махать, с мужиком слабо?» И понимал: нет, не слабо. Просто он, Андрей, ему неинтересен. А Маша – интересна.
И вышел из машины, с силой захлопнув дверцу со смутным чувством обиды и – возможно ли? – ревности. Что-то было между ними: интеллигентной девочкой и беспощадным убийцей. Связь мыслью, более сильная порой, чем телом. Но как до нее добраться в Машиной, явно переполненной через край, башке? Как оградить ее от страшной сцепки с маньяком? Андрей открыл дверь кабинета, кивнул коллегам, подошел быстрым шагом к Маше.
– Маша! – сказал он отрывисто.
Маша подняла на него глаза и улыбнулась. Улыбка быстро пропала: выражение лица у начальства было вновь неласковое и очень решительное. Он тяжело дышал, как будто только что пробежал стометровку. Так оно и было – по лестницам и коридорам Петровки.
– Маша! – повторил он, сев напротив и попытавшись выровнять дыхание. – Я хочу отстранить тебя от этого дела!
Маше не надо было объяснять – какого. Она побледнела так, что, казалось, даже глаза стали темными в обрамлении длинных ресниц.
– Почему? – тихо спросила она. – Что я делаю не так?! Почему вы меня так не любите?
– Дура! – прошипел ей в ответ Андрей. – Дура, хоть и умная! Ты что думаешь, мы тут в бирюльки играем?! Он убил твою подругу, понимаешь?! Он зашел в твою квартиру, одел ее в твои вещи, посадил в твою машину и пустил прямиком в столб! Он знает, кто ты такая! Я не хочу тобой рисковать! У тебя слишком мало опыта, у тебя не выработался еще «профессиональный страх» – нюх, позволяющий чувствовать опасность. Да такой и вырабатывается только со временем…
– Зато я смогла вычислить логику его убийств! – яростно зашептала в ответ Маша. – У меня хватило на это знаний и интуиции, а ни у кого из вас не хватило! Если он убил мою подругу, значит, он хотел мне что-то сказать, это послание! Маньяки очень часто подсознательно хотят, чтобы их поймали! Если я не приму, не расшифрую этот ребус, выходит, Катя умерла зря!
– Вот об этом я тебе и говорю! – заорал, не выдержав, Андрей. – Это не шарады! Он убьет тебя за какие-нибудь только ему известные твои грехи! И извращенно убьет, со средневековым шиком! А я буду виноват!
– Не волнуйтесь, – сухо сказала Маша, убирая документы в сумку. – Никто вас обвинять не будет. Разве что в неблагодарности. – И быстро вышла из кабинета.
– Каравай! – гаркнул Андрей вслед, но она даже не замедлила шага. Эта идиотка упряма, как осел, сказал себе он. Все равно же будет копать под маньяка, даже если он ей официально в этом откажет.
Андрей схватил куртку и кинулся за ней. И даже не заметил, как все в кабинете примолкли и провожают его удивленными взглядами. Маша уже выходила из здания, когда он нагнал ее, схватил за руку и молча поволок к своему автомобилю. Маша не сопротивлялась, шла рядом, глядя в сторону. Он открыл дверцу машины, толкнул ее на сиденье, резко, зло рванул с места.
– Мы едем в морг, – сказал он сквозь зубы, хотя она ни о чем не спрашивала. – В выходные погибла еще одна женщина.
И услышал рядом едва слышное: «Ох!»
– Может, она и не «наша», но проживала по адресу, указанному твоим другом детства. Как место, связанное с Небесным Иерусалимом.
– Где?
– Пушкинская площадь.
– Все правильно, – выдохнула Маша. – Белый город. Третья крепостная стена после Кремля и Китай-города. Построена была в конце шестнадцатого века и – по сходству с Небесным Иерусалимом – имела двенадцать ворот. Сретенские находились на месте нынешней Пушкинской площади.
– Слушай, – Андрей в крайнем раздражении подрезал машину слева, – у меня такое впечатление, что у вас в Москве куда ни плюнь – везде Небесный Иерусалим!
– Мест таких много. По большому счету, весь исторический центр в той или иной степени, – согласилась Маша. – Раньше он прилагал больше усилий и подвергался большей опасности, стараясь оставлять трупы в местах значимых – вроде Покровского собора. А теперь, я думаю, он знает, что мы в курсе, и просто следует подходящим местам, ближе к жертвам…
– Как?! – Андрей резко затормозил. – Как ты можешь знать, что он уже знает, что мы знаем? Тьфу! Ну, ты меня поняла!
Маша пожала плечами:
– Мне так кажется.
– Вот! Об этом я и говорил! – рявкнул Андрей. – Когда кажется, знаешь что надо делать? – Андрей и Маша уже стояли по обе стороны машины, вперившись друг в друга яростными взглядами. И, поняв смысл только что сказанного, Андрей опять сплюнул: что же за дела творятся, когда такой атеист и безбожник, как Андрей Яковлев, только и говорит, что о крещении, грехах и символах Небесного Града?