— Если хочешь, мы можем отвезти тебя в больницу или домой, — предложил Адольфссон. — Или же у нас есть перевязочный пакет в машине. Просто запрокинь голову и дыши спокойно.
— Это ведь не так легко, знаешь ли, — сказал фон Эссен в попытке сгладить ситуацию и протянул раненому пачку салфеток. — Отличить хороших от плохих, когда все смешались в общей куче. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
Травмированный защитник все прекрасно понял. Он не имел никаких претензий. И никогда в жизни не стал бы заявлять на подростка, который по ошибке ударил его в нос, и уж подавно жаловаться на ассистента Адольфссона, просто попытавшегося ему помочь.
— Подумаешь, немного крови из носа, на этом жизнь не кончается, — сказал он бодро. — Маленькое недоразумение, не более того.
В разыскной группе работа шла согласно плану. А если говорить о сборе проб ДНК возможных подозреваемых, она развивалась столь многообещающе, что даже Бекстрём мог позволить себе не обращать внимания на ту или иную неудачу. Лиц, имевших отношение к известной порции жевательного табака и окровавленному бумажному полотенцу, уже удалось отсеять, и единственной каплей дегтя в этой бочке меда, пожалуй, выглядело сообщение об анализе Бенгта Карлссона, где его имя на всякий случай замазали. Оно пришло из Главной криминалистической лаборатории и на этот раз имело небольшое приложение, в котором какой-то замученный жизнью эксперт фактически вопрошал работавших по делу Линды коллег, неужели они не умели читать: «Как уже вытекает из предыдущего сообщения лаборатории, данный профиль ДНК не соответствует профилю ДНК, фигурирующему в интересующем вас расследовании».
К сожалению, Олссон случайно стоял у факса, когда столь примечательный документ вынырнул из него, и именно он отдал его Адольфссону и попросил зарегистрировать вместе с другими сообщениями.
— Я вижу, что имя замазано. Ты в курсе, Адольфссон, о ком идет речь? — поинтересовался Олссон с любопытством, поскольку у него в памяти еще был свеж его собственный тайный вклад с яблочной кожурой Клаессона.
— Это касается бедняги Бенгта Карлссона. Из вашего общества, — ответил Адольфссон.
— Но кто, черт побери, втянул его сюда? — спросил Олссон возмущенно.
— Поболтай с Бекстрёмом. Он наверняка знает, — ответил Адольфссон и пожал плечами. — В любом случае я кладу его в алфавитном порядке под К, — объяснил он.
Олссон отправился прямо к Бекстрёму и задал ему тот же вопрос, что и Адольфссону. Кому, черт побери, пришло в голову исследовать ДНК Бенгта Карлссона? И по словам Бекстрёма, ответ лежал на поверхности. Достаточно было бегло просмотреть их собственные регистры, а потом любой гражданский понял бы, что не проверить такого, как Карлссон, граничило со служебным преступлением. Бекстрём был настроен на дипломатический лад и сознательно избегал называть вещи своими именами, то есть использовать несколько обидное выражение «деревенские полицейские» в этой связи, пусть даже такой провинциальный шериф, как Олссон, наверное, понимал, что обычному гражданскому, в отличие от обычного деревенского полицейского, к счастью, запрещалось вмешиваться в действия настоящего стража порядка.
Олссон даже попытался каким-то образом заступиться за своего протеже. По его словам, как раз в случае Карлссона на сегодняшний день подобные подозрения выглядели полной ерундой. После последнего приговора он добровольно и по собственной инициативе принял участие в крайне успешном проекте лечебницы Святого Зигфрида. Там с помощью самых последних научных достижений в области изменения поведенческих моделей попытались разрушить преступные наклонности у лиц, которые постоянно избивали женщин, и именно Карлссон стал их наиболее удачным случаем за все время проведения эксперимента. Внутренне он сегодня являлся полной противоположностью себе бывшему. В его случае на смену сжатому кулаку пришли распростертые объятия, и уже много лет он активно боролся за то, чтобы помочь любящим распускать руки мужчинам вернуться к нормальной жизни.
— Я понимаю, что тебе трудно принять это, Бекстрём, но Бенгт Карлссон сейчас сама доброта. Он готов обнять весь мир, — закончил свой монолог Олссон.
— Я услышал тебя, Олссон, — ответил Бекстрём.
«Хотя с Линдой он, похоже, промахнулся», — подумал он.
— Я хочу знать, что ты думаешь, Бекстрём, — сказал Олссон серьезно. — Как ты сам считаешь, положа руку на сердце?
— Горбатого могила исправит, — ответил Бекстрём и ухмыльнулся.
Как ни прискорбно, даже коллега Левин начал вести себя все более и более странно, хотя он работал в Государственной комиссии по расследованию убийств и по идее должен был понимать все лучше многих. А он стал ходить кругами и задавать странные вопросы своим коллегам, что, по мнению Бекстрёма, могло завести его черт знает куда.
Сначала у Левина состоялся долгий разговор с Рогерссоном, который главным образом касался матери Линды, а не их жертвы преступления. Вдобавок — странных деталей вроде того, где мать и дочь жили после возвращения из США в связи с разводом десять лет назад.
— Если верить ее собственным словам, она проживала по одному и тому же адресу все время, — сказал Рогерссон.
Хотя что могло быть в этом странного?
— Мне надо все проверить со Сванстрём, — сказал Левин. Он был очень скрытен относительно собственной личной жизни и никогда не назвал бы свою подругу Евой перед другими мужчинами в ее отсутствие.
— Сделай это, Левин, — сказал Рогерссон и ухмыльнулся. — Поговори с малышкой Сванстрём. Тебя еще что-то интересует? — добавил он и демонстративно посмотрел на часы.
Еще одно дело, по словам Левина. Он был бы очень благодарен, если бы Рогерссон позвонил матери Линды и задал ей дополнительный вопрос.
— Я думаю, это лучше сделать тебе, Рогерссон. Поскольку ты уже встречался с ней, — объяснил Левин.
— Вопрос, — нетерпеливо напомнил Рогерссон. — Что ты хочешь знать?
— Не мог бы ты позвонить и спросить, не было ли у нее когда-нибудь собаки, — сказал Левин.
— Собаки? — переспросил Рогерссон. — Тебя интересует, держала ли она собаку? Речь идет о какой-то особой породе или подробности не имеют значения?
— Мне просто пришла в голову одна мысль, — ответил Левин уклончиво. — Позвони и всего лишь спроси, была ли у нее собака.
— Интересно, зачем ему это понадобилось, — сказал Бекстрём, когда они с Рогерссоном сидели у него в номере в отеле и как раз начали обычные приготовления к выходным. — Тебе не кажется, что он перетрудился? Левин всегда был не от мира сего. Я его почти не видел с бокалом пива в руке все эти годы.
«При чем здесь собака? — подумал он. — Хотя какая разница».
— Возможно, Левин просто ударился башкой о спинку кровати, когда прыгал на малышке Сванстрём, — ухмыльнулся Рогерссон и покачал головой.
— И у нее что, была тогда псина? — уточнил Бекстрём, который как раз задумался над этой крошечной деталью. — У матушки Линды, — пояснил он.