— Естественно, я думал над этим, да будет тебе известно, Бекстрём, но у меня одновременно создалось впечатление, что разыскная работа начинает приобретать, скажем так, более четкие очертания, — объяснил Олссон.
— То есть ты оставил мысль охватить сбором проб ДНК весь город, — констатировал Бекстрём добродушно. — Это я могу ведь…
— Я подумал о нашем автомобильном следе, — перебил его Олссон. — Пожалуй, нам стоит на время прекратить сбор генетического материала и взамен попытаться отследить его до конца.
— Ты имеешь в виду столетнюю старуху, которая забыла, когда она родилась, — уточнил Бекстрём.
— Девяностодвухлетнюю, — уточнил Олссон. — Пожалуй, не именно ее, но мы ведь пока не закончили поквартирный обход в Хёгсторпе. Опять же Энокссон и его товарищи всегда в состоянии подкинуть нам те или иные факты, когда разберутся со своими делами. Что ты думаешь об этом, Бекстрём?
— Я считаю, нам стоит натравить Сальскую банду на бабку, — сказал Бекстрём и ухмыльнулся.
— Сальскую банду? — спросил Олссон. — Сейчас, боюсь, я не понимаю…
— Серьезных ребят, они еще действовали в Бергслагене в тридцатых годах, — сказал Бекстрём. Он приобретал все свои якобы книжные знания из ежегодных хроник деятельности криминальной полиции. Единственные книги, которые он читал, были те, где его самого упоминали в довольно льстивых выражениях при описании тех случаев, которые кое-кто из недалеких коллег Бекстрёма считал необходимым выставить на обозрение широкой публики. Кроме того, эти книги доставались ему бесплатно, поскольку он обычно исхитрялся умыкнуть их на работе.
— Ну, этих я знаю. Но какое отношение Сальская банда имеет к нашей свидетельнице? — спросил Олссон и настороженно посмотрел на Бекстрёма.
— Никакого, к сожалению, — признал Бекстрём. — Вдобавок они ведь сейчас мертвы, но в тридцатых прикончили одну старуху, проникнув к ней с целью ограбления. Стащили шестьсот тридцать крон, спрятанные у нее под матрацем. Большие деньги в те времена, Олссон.
— Ты шутишь? — спросил Олссон.
— Как знать, — пожал плечами Бекстрём. — Как знать.
«Пожалуй, надо отправить Рогерссона к бабке», — подумал он.
У самого главного шефа Бёкстрема Ларса Мартина Юханссона и мысли не возникало посмотреть на часы, хотя была пятница и время перевалило за три часа пополудни, а нервный интендант уже полчаса сидел у его секретарши, обливаясь потом. Он даже еще не прочитал передовицу в «Свенска дагбладет», поскольку уже час, как с головой ушел в изучение материалов о том, чем Бекстрём и его коллеги, собственно, занимались в Векшё целый месяц.
— Пусть заходит, — сообщил Юханссон по внутреннему телефону своей секретарше, и спустя несколько секунд интендант сидел на стуле для посетителей по другую сторону его письменного стола.
— Я ознакомился с бумагами, которые ты мне дал, — сообщил Юханссон.
— Я слушаю, шеф, — сказал интендант.
— Я хочу, чтобы кто-то из экономического отдела взглянул на них. Я отметил нужные места красными вопросительными знаками. — Юханссон кивком указал в направлении папки, лежавшей на столе между ними.
— Когда это нужно шефу? — спросил интендант.
— Достаточно, если я получу все в понедельник утром. Все равно ведь выходные, — сказал Юханссон великодушно.
— Тогда лучше переговорить с ними сразу же. Пока они не успели уйти, — объяснил интендант нервно и сделал попытку подняться.
— Еще одно дело, — остановил его Юханссон. — Если я все правильно понял, коллеги из группы ППП сняли копии почти со всех бумаг.
— И когда это нужно шефу? — спросил интендант рьяно.
— Достаточно, если я получу их через четверть часа, — сказал Юханссон.
— Боюсь, все уже разошлись по домам, — промямлил интендант и нервно скосился на часы.
— Мне трудно в это поверить, — возразил Юханссон. — Еще нет и половины четвертого.
— Я позабочусь, чтобы шеф получил их через четверть часа.
— Замечательно, — одобрил Юханссон. — Ты можешь передать все моей секретарше.
Ровно через неделю после именин королевы Сильвии, в пятницу пятнадцатого августа, комиссара Бекстрёма из комиссии по убийствам Государственной криминальной полиции поразило ударом молнии. Во всяком случае, так он сам описал суть дела, когда поведал своему ближайшему другу инспектору Яну Рогерссону о том, какая беда обрушилась на него из-за еще одной глупой бабы.
— Словно молния ударила мне в голову, — сказал он.
— Тебе обязательно надо все преувеличивать, Бекстрём, — возразил Рогерссон. — Давай называть вещи своими именами, ты был просто пьян.
Все началось как обычно и крайне многообещающе, с учетом выходных и лимита на сверхурочные, не позволявшего ему появляться на рабочем месте до утра понедельника. Отделавшись от Олссона, он сразу же в своей привычной манере незаметно покинул здание полиции Векшё и не спеша отправился в отель. У себя в номере разделся, накинул чистый и свежевыглаженный халат, открыл первую за выходные банку пива и, когда Рогерссон, пыхтя, с лицом цвета вареного рака, завалился к нему, он уже приканчивал третью.
— Наконец-то пятница, — сказал Рогерссон и утолил жажду прямо из его тары. — У тебя есть какие-то особые планы на выходные, Бекстрём?
— Сегодня вечером тебе придется справляться самому, молодой человек, — ответил Бекстрём, поскольку, воспользовавшись передышкой между второй и третьей банками, он успел позвонить малышке Карин и пригласить ее на ужин.
— Дамы, значит, поперли, — констатировал Рогерссон, который, несмотря ни на что, был все же неплохим полицейским.
— Сначала мы пожрем немного в городе, — сказал Бекстрём. — А потом я собирался воспользоваться случаем и выгулять мою суперсалями, — закончил он и подчеркнул сказанное большим глотком пива.
Сначала все шло точно согласно планам. Бекстрём и его спутница достойно перекусили в близлежащем кабаке на Стургатан, а также прилично выпили, хотя он и старался держать себя в норме при мысли о заключительной фазе мероприятия и необходимости оставаться в форме.
Потом они все-таки оказались у него в номере, и пусть Карин по неизвестной причине канючила о необходимости спуститься вниз и расположиться в баре, все равно не отказалась от маленькой добавки у него. Якобы в качестве разминки перед продолжением банкета. Но дальнейшие события и связанные с ними обстоятельства плохо отложились у Бекстрёма в голове. И уж точно он представить не мог, что ему придется болтать о них с лишенными чувства юмора так называемыми коллегами из отдела внутренних расследований в будущем месяце.
Хотя пока все вроде бы шло своим чередом.
— Я хочу показать тебе одну вещь, — сказал Бекстрём и, одарив Карин своей самой очаровательной улыбкой, проскользнул в ванную.